Колодец Времени - книга поэм - [56]

Наумов стал ругаться тише.

Стал кто-то ныть как пономарь,

Бубня свое самозабвенно.

Возник немецкий человек

В чулках в полоску по калено,

И весь петрушичи одет.

Перо на щляпе мнёт ручёнкой,

Обозначая танец свой,

Царю целует руку звонко,

А тот качает головой.

И царь Семёна подзывает

Как переводчика, речёт:

"Как тут Дик-мастер поживает,

И как торговлишка идёт?"

Глаз немца, бесконечно хитрый,

Лукаво в сторону глядит:

"Мой Царь, скажу о просьбе личной -

В Москве торговля вся горит.

Прошу я к грамоте опричной,

Что я недавно получил,

Царева пристава, чтоб лично

Меня и торг мой защитил.

"Тебе дать пристава? Дам, ладно.

Он всех сумеет удержать.

Сказал царь, - но казне накладно

Его комить и содержать.

Весь подчинили мир торговцы,

Товар, нажива и рубли,

И правят миром не литовцы,

Не турки и не короли.

Купцы меня толкают к морю,

Князьям и так живётся всласть,

Я их и Строгоновых ссорю,

И укрепляю этим власть.

От нас лес нужен англичанам,

Чтоб строить сотни кораблей.

Без них нельзя островитянам

Разбить испанских королей.

А немцы Балтику закрыли,

А ты нажился на войне.

Хитры всегда торговцы были,

И потому не любы мне!"

"Я заплачу!" - купец кивает.

И царь о просьбе говорит

Семёну, тот запоминает.

Немчин царя благодарит.

Царь улыбается свирепо

И немцу хитрому речёт:

"Тебе пять тысяч должен с лета.

Как бы нам выполнить расчёт?

Узка для нас двоих дорога,

Не знаешь, как мне поступить?"

Немчин напрягся, нос потрогал:

"Хочу я долг тебе простить!"

"Так власть менять на деньги нужно!" -

Ударив Дика по плечу,

Иван смеяться стал натужно,

Махнул ваознице, толмачу:

"Вот так бы все давали деньги,

Я к морю вывел бы страну.

Князьям же жалко деревеньки,

Воз сена жалко на войну!"

...Вдоль мшелых каменных строений

Среди владыкина двора

Царь шёл, от мысленных роений

Болела страшно голова.

Хрустели битые на плитах

Осколки глиняных горшков,

Лежал тут длинный ряд убитых

Среди бочонков и мешков.

Вокруг побоища остатки:

Одежды рваные куски,

Щепа от древков копий, шапки

И затуплённые клинки.

Во всех углах, в раскрытых окнах,

В дверях мелькание и стук.

Стрельцов толпа хмельных и потных

Несёт с крыльца большой сундук.

Стоят опричники, а рядом

Хмельная девка на кулях

Мычит немая, и наряды

Мнет патриаршие в руках.

И с нитей порванных досуже,

Как слёзы сыплет жемчуга;

На плиты каменные, в лужи,

Навоз и кровь - сама нага...

"Царь!" - шум тут сделался сильнее.

Все побежали по двору.

В руках опричников затлели

Замки пищалей не к добру.

Всех любопытных криком злобным

Наумов быстро разогнал,

И обезумевшим, голодным

Собакам кости побросал.

А то брехали беспрерывно.

В палаты двери растворил,

Всё осмотрел и следом чинно

Царь во владыкин двор вступил.

Он шёл по гулким переходам,

Скрипучим лестницам, ходам,

И словно знал всё, будто годы

Провал во ключниках здесь сам.

"Позвать мне сотенного!" - тыкнул

Царь пальцем в сторону крыльца,

И вот уже под шум и крики

Тащили нужного стрельца.

Ногою пискнувшую крысу

Отбросив, в трапезную дверь

Раскрыл опричник белобрысый,

И встал безмолвно меж скамей.

Иван на древний трон владыки

Воссел у длинного стола.

На фрески стен златые блики

Бросало солнце из окна.

Он оглядел резьбу под сводом;

Орлы и каменные львы,

Покрыты красочным обводом,

Играли золотом канвы.

"К мосту успеем мы доехать, -

Сказал Иван, - несите есть!"

Слова меж слуг, как будто эхо

Раз повторилось пять иль шесть.

Стрелецкий сотник был поставлен

Перед Иваном, отвечал,

Как был идти сюда заставлен,

И как владыка осерчал.

Сопративлялись тут бояре

Монастырёвы, вся их рать,

И по опричниками стреляли,

Пришлось палаты силой брать.

Иван его рассказ дослушал,

Взглянул на блюда на столе,

Неспешно курицы откушал,

Заметил странный сор в вине.

На всякий случай чашу кинул

Со звоном об пол, закричал.

Небесный свет внезапно сгинул,

Померк совсем в его очах...

Его скрутило крепче дыбы.

В пространстве двинулись вокруг

Медведи, птицы, волки, рыбы,

Сквозь лес из человечьих рук.

По небу двигались кометы

Убитых клича имена

И с отсечённых рук браслеты

Слетали звякая у дна.

Вслед за зверьём, в одежде тёмной,

Сминая руки как траву,

Шёл демон и косой огромной

Водил по связанным во рву.

Гул мерный шёл от тех движений,

Как будто между жерновов

Зерно мололи, слабо пенье

Неслось далёких голосов.

На лбу у демона туманы,

Шаги слепы и тяжелы,

И косит демон тот поляны

Из рук людских, как луг травы.

И вот среди имён невнятных

Ивана имя раздалось,

И пальцы длинные в нарядных

Перстнях увидеть удалось.

Коса ударила немедля,

И боль по телу разнеслась,

Но и пореза не заметно.

Тогда опять коса прошлась.

Как пытка боль опять пронзала,

Покуда мрак не просветлел.

И повторилось всё сначала:

Лес рук качался и хрустел...

Тьма, вспышки разные по силе...

Иван увидел солнца свет.

Чернавки молча разносили

Среди обедающих хлеб.

Ещё звенела и катилась

По полу чаша и вино,

Стена которым окропилась,

На пол ещё не всё стекло.

Никто мгновений не заметил

Что длились вечность, получив

Другую чашу, царь помедлив

Её отставил не отпив:

"Ведь пост сейчас - вина не пейте!"

А Ярцев вовсе и не пил -

Капусты квашенной и редьки

С грибами только и вкусил.

Послал Иван смотреть подвалы,

Плененных всех переписать,

Распорядился сеновалы,

Ледник, кладовки обыскать.

Ещё дал много указаний:

Кого, зачем и как пытать,

И что венцом для всех дознаний