Колодец Времени - книга поэм - [57]

Должно быть - про деньгу узнать.

Узнать, где у купцов зарыты

Горшки с каменьями, деньгой.

Потом ушёл царь с грустным видом,

Закрылся в комнате пустой.

И быстро там угомонился.

В тиши он долго пребывал.

Не то заснул, не то молился.

Тут Ярцев в келью постучал.

В ответ не слышалось ни звука.

Лишь снизу шум многоголос.

И Ярцев очень был испуган:

"С царём беды бы не стряслось!"

Вокруг опричники собрались,

Решили лестницу к окну

Поставить, медленно поднялись

И заглянули в глубину.

Там ничего не увидали,

Не разглядели ничего.

Лишь край стола и полог спальный

Они увидели в окно.

И все в смятении великом:

Бояре, рынды и стрельцы,

На двор снесли святые лики.

Им помогали в том чернцы.

Петь стали громко во спасенье,

Надеясь демонов унять,

Чтоб Дух Святой и проведенье

Решили им царя отдать.

Рек Ярцев Семину: "Проснётся

Наш царь улышав круговерть?"

Ответил Семин: "Обернется

Для нас концом Ивана смерть.

Вдруг царь пропал, ушёл и умер?

Странны чудачества его.

Что делать после, ты подумай!"

Присел тут Семин на бревно.

Угрюмо гдядя на поющих

Сказал: "Суди тут не суди -

Среди обиженных и злющих

Что ждёт опричных впереди?

Грядет смерть семьям приближённых,

Служил кто, или не служил.

Велик круг нами разорённых.

Вять для примера род Ратши.

В нём все Челяднины, Слизнёвы,

Татищевы, Бутурлины,

Жулёбины и все Чулковы,

Родня Чулковым - пол Москвы.

Лишь их потери перечислив,

Поймёшь - мир кровью истечёт.

Царевич слаб, ему бы мыслить

Про цацки, нянек, сладкий мёд.

Нам на него не опереться -

Он первый нас загонит в гроб.

Умрёт Иван - не отвертеться

С врагами встретиться лоб в лоб.

Нас пара тысяч беззаветных,

А все другие - подлый сброд,

Среди могучих и не бедных,

Отмщенья жаждущих врагов.

Не дай Бог смерти государя!

Тогда останется бежать

Бросая всё в Литву и дале,

Покуда будет твердь держать!"

Толпа неистово шумела.

Волненье всем передалось.

Пошёл снег медленно, несмело,

И белым все заволоклось.

"Идёт наш царь! Открылся! Вышел!

И слава, Господи, тебе!" -

Вскричали радостно на крыше,

И повторили на крыльце.

Сначала рынды появились,

Затем Наумов - он сиял,

Как будто в битве отличились,

И словно он царя спасал.

И окружённый плотно ратью

На воздух вышел государь -

Весь в чёрном монастырском платье,

Толпу не видя, глянул вдаль:

"Что за смотрины здесь и пенье?

Вам больше дела не нашлось?

Сброд кособрюхий, пшли живее!"

"Жив царь!" - повсюду разнеслось.

Пошёл царь, крыльями одежды

Маша, как ворон на ветру,

И в полном здравии, как прежде,

По замощеному двору:

"Пора нам ехать, христиане!"

Коней никто не распрягал.

Все влезли в седла, влезли в сани,

И царский поезд поскакал.

Напротив серых стен кремлёвских

На бреге Волхова-реки,

В разрывы чёрных туч бесовских

Лучи от солнца дол секли;

Холмы в щетине рыжих веток,

Снега, торосы, плавни, льды,

Завесы из рыбачьих сеток,

Дворы торговой стороны.

Вдоль чёлнов кверху дном лежащих,

Плотов и лодок вмёрзших в лёд,

Причальных голых свай торчащих

Стоял безмолствуя народ.

Люд новгородский колыхался -

Тёк как змеиный чёрный хвост

И взглядом каждый обращался

Со всех сторон на длинный мост.

Он кремль со стороной торговой

Другой крутой соединял,

И полыньёй под ним огромной

Воды зловещий зев зиял.

Тут в Волхов, полный до отказу,

Людей кидали жив иль мёртв,

Кого под крики, коих сразу

Несло течением под лёд.

Тут казнь и жертвоприношенье,

Как будто Сатанил восстал,

И водным духам утешенье,

Здесь Вельзивула пьедестал.

Как будто Русь Батый решился

Ужасной карой наказать,

Вновь силой чёрной навалился

Люд христианский истреблять.

Стояли здесь на всех подъездах

Стрельцы, и близко, и вдали

Боярских детушек разъезды

На казнь захваченных вели.

Пар от дыхания над брегом

Туман лесной напоминал -

Во вспышках солнечных над снегом

Он бледной радугой сиял.

Гремели изредка пищали

Среди домов и у моста -

То вверх, то в головы стреляли

Остерегая иль казня.

Рыданья, крики человечьи,

Собаки лают, кони ржут,

А в небе вороны зловеще

Летают бесконечный круг.

"Дорогу!" - хлёсткие удары

Царю прокладывали путь.

Толпу пугая смертной карой

Толкал конвой всех как-нибудь.

К заборам многие прижались,

Кляня несчастную судьбу,

Кто не успел, лежать остались,

От боли корчась на снегу.

На берег поезд въехал шагом,

Стрельцы проворно развели

Толпу своими бердышами,

И помогли ещё плетьми.

"Царь!" - любопытствуя со страхом,

Кто помоложе лез вперёд.

Толкнули молодца в рубахе -

Упал саням он поперёк.

Ближайшим людям было видно

Как хочет встать, но не дают -

Его колени и копыта

Коней толкают, валят, бьют.

Под топот поезда ритмичный

Зовут со всех сторон его,

Свистят, а он, как куль тряпичный,

Уже не видит ничего.

Опричник из царёвой стражи

Согнулся низко во седле,

Ударил парня саблей дважды,

И тот остался на земле.

Полозья медные, копыта,

Кровавый труп вдавили в снег.

Конвой сомкнулся над убитым,

И дальше свой продолжил бег.

Мост был широк - по праву руку

Состояли ждущие суда,

С прислугой, семьями, разлуку

Предвосхищая навсегда.

По леву руку московиты:

Стрельцы, дворянские сыны,

Как злые барсы яры видом,

И действом сим возбуждены.

Жар ног босых, как будто пламень,

Свёл снег и выставил на вид

Моста сырой и скользкий камень

В навозе, щепках и крови.

Сквозь слюдяную ширму-дверцу

Из полумрака царь глядел

Как прижимая руки к сердцу

Старик на корточках сидел.