Колодец с живой водой - [159]

Осторожно, чтобы не сместить титановые винты, скреплявшие мою ключицу, и не задеть плечо, которое еще побаливало, Лина прижала меня к себе и поцеловала. Поцеловала нежно, почти робко, и в то же время – властно. Наш поцелуй продлился ровно столько, чтобы я успел почувствовать соленый вкус ее слез. Наконец Лина отняла губы, но не отстранилась, поэтому, когда она заговорила, я ощутил на лице тепло ее дыхания.

– Ты прав, – проговорила она, слегка качая головой. – То, в чем ты только что признался, разбередило старые раны, которые до сих пор кровоточат, и какая-то часть меня хотела бы повернуться и уйти, чтобы ты не смог сделать мне еще больнее. Кроме того, мой уход причинит боль тебе, и мне отчасти этого хочется… хочется, чтобы ты получил по заслугам. И еще: ты прав в том, что мне очень не нравится человек, который способен на такую… на подобные вещи, но… – Лина снова взяла меня под руку и тронулась с места, увлекая за собой. – Есть одно обстоятельство, о котором ты не знаешь. Хочешь, я расскажу, что это такое?

– Расскажи. – Мы оба снова двигались почти вдоль линии прибоя, не заходя глубже в воду, но и не выбираясь на песок пляжа.

– Мой отец часто брал на работу людей – как это по-английски? – с темным прошлым. Таких, у которых в жизни была либо тюрьма, либо… либо еще какие-то непростые обстоятельства. Он считал, что должен дать им шанс, хотя обычно с такими людьми никто не хочет иметь ничего общего. И вот однажды один из этих людей, бывший убийца, спросил моего отца, когда они вместе собирали на плантации кофе, что должен делать человек, чтобы зачеркнуть свое прошлое раз и навсегда. И знаешь, что ответил ему мой отец?

Я отрицательно покачал головой.

– Чтобы зачеркнуть прежнюю жизнь, нужно начать новую.

Лина положила голову мне на плечо и заглянула в глаза. Мы по-прежнему шли вдоль пляжа к северной оконечности острова, и, кроме нас, на берегу не было ни души. Волны все так же мерно накатывались на песок. Именно здесь – буквально в нескольких футах от этого места – Шелли вернула мне мои часы, а чуть дальше скрывались под водой руины затонувшего города атлантов.

– Знаешь, кто был этот человек? – спросила Лина.

– Нет.

– Пауло.

От удивления я невольно вздрогнул, и Лина улыбнулась:

– Не ожидал?

– Я… Конечно, нет. Я даже не думал, что он…

Она решительно кивнула:

– Папе ты бы понравился.

Лина не желала сдаваться, не желала отступать, хотя я, исполнившись саморазрушительной горечи и отвращения к себе, почти намеренно отталкивал ее от себя. Напротив, то, что должно было испугать ее, сделало Лину как будто ближе.

– А знаешь, ведь я видел тебя еще до того, как ты подобрала меня в Леоне. Раньше… – Я взмахнул рукой, словно указывая на свое прошлое, но она меня не поняла.

– Когда? – удивилась Лина.

– Сразу после того, как право собственности на плантацию окончательно перешло к нам. Ты потеряла все: родителей, «Кофе Манго», мужа. Ты осталась совершенно одна, и к тому же ты была беременна. В тот день ты спускалась в долину, а я… Незадолго до этого я приехал в Леон, чтобы доделать последние мелочи и ликвидировать свой офис в одном из отелей. Перед самым отлетом я взял напрокат мотоцикл и отправился в горы, чтобы своими глазами увидеть, что́ мы… что я натворил. Наверное, мне нужно было самому взглянуть на тех ни в чем не повинных, честных тружеников, которых я обобрал до нитки, чтобы начать что-то понимать… Когда я увидел, как они – и ты среди них – идут по дороге в долину, а на самом деле по дороге в никуда, до меня вдруг дошло: я совершил нечто такое, что не под силу ни одному урагану…

– Что же?

– Я отнял у вас надежду.

Лина слегка наклонила голову, обдумывая мои слова. Наконец она сказала:

– Отнял?.. Нет, не думаю. Ты нанес нам глубокую рану, это верно, но… – Она улыбнулась и покачала головой: – Но надежда никуда не делась.

Господи, как же я любил эту женщину!

* * *

На следующий день, уже садясь в самолет Колина, Пауло крепко пожал мне руку и долго не отпускал.

– Gracias, hermano. Ты копать очень хорошо! – проговорил он наконец, а Изабелла обняла мою ногу. Я поцеловал ее в лоб, и они оба поднялись в салон. Лина прощально прикоснулась к моей руке и стала подниматься по трапу следом за ними. У двери самолета она, однако, остановилась и снова спустилась вниз. Сняв с меня «костасы», чтобы видеть мои глаза, она прижала палец к моим губам.

– Я не боюсь тебя, Чарли. Никогда не боялась.

Набрав разбег, «Гольфстрим» легко оторвался от земли и почти сразу затерялся в небе, а я почувствовал, что самолет унес с собой частичку моего сердца. Колин, Маргерит, Сэл и Мария тоже улетели с Линой и остальными, так как собирались провести несколько недель в Коста-Рике, попутешествовать по стране и пожить в отремонтированном особняке, а я остался на своем острове один.

Я знал, что Лина простила меня. Оставалось самое трудное – самому простить себя.

* * *

Всю следующую неделю я гулял по пляжам Бимини, стараясь как можно скорее восстановить силы. К концу второй недели я уже мог пройти без отдыха несколько миль. В начале третьей недели я впервые попробовал пробежаться трусцой, а уже через месяц бегал многочасовые кроссы, нагружая мышцы и освобождая голову. Однажды, после того как я пробежал несколько миль по песку и основательно устал, я вдруг понял, что́ мне нужно делать.