Колода предзнаменования - [75]
Ей нужно было положить этому конец и немедленно.
По центру символа основателей находился пенек. От него исходили серебристые вены, расползаясь в разные стороны. Внутри коры бурлил котел с переливчатой серой жидкостью, выплескивающейся за края. От нее поднимался едкий дым – тот же, что и от цветов.
– Что это? – ахнула Мэй, поворачиваясь к отцу.
«Ты знаешь, – прошипел знакомый, слишком знакомый голос. – Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь…»
– Это центр города, – Эзра встал рядом с ней. Мэй ощутила легкое головокружение, когда посмотрела на него. – В этом пеньке находится своего рода клей, за счет которого держится Четверка Дорог. На этом месте основатели провели ритуал, чтобы создать Серость и привязать к себе Зверя. Он позволит укрепить вашу связь.
– Как?
– Ты должна выпить из него.
– Ты, должно быть, шутишь, – желудок Мэй скрутило. – Я не стану это пить.
– Это укрепит твою связь, – спокойно повторил Эзра. – Отчаянные времена требуют…
– Нет, – Мэй уставилась на него. Он вел себя уж слишком естественно. Голос в ее голове снова взвыл, уже громче, и она не могла различить, принадлежал ли он ей или чему-то другому. Мэй знала лишь то, что ее здравый смысл и голос твердили одно и то же: «Беги». – Чего ты хочешь, папа? Чего ты хочешь на самом деле?
– Ты действительно хочешь это знать?
Мэй кивнула, охваченная дурным предчувствием. Что-то не так. Очень не так.
Эзра взял ее за руку, и внезапно они оказались в другом месте.
Мэй сразу же поняла, что это воспоминание. Каким-то образом она проникла в разум Эзры – так же, как Августа копалась в воспоминаниях людей и стирала те, что были ей неугодными. Но откуда у него сила основателя? Это попросту невозможно.
Эзра повернул голову, и сердце Мэй замерло.
Она сидела в центре Четверки Дорог, но это был совсем не тот город, в котором она выросла. И не тот, что она видела в Серости – по крайней мере, не совсем. Здания – если их можно так назвать – были старыми, на месте главной улицы оказалась грязная дорога, на месте мавзолея росли деревья. Но все было цветным: начиная от насыщенно-зеленой листвы на дубах и заканчивая голубым небом. Мэй опустила голову – голову Эзры – и увидела, что он сидит на каменном символе основателей. Это единственное, что осталось неизменным.
– Время пришло, – послышался высокий и до боли знакомый голос. – Эта сила нам не принадлежит – мы должны ее вернуть.
Мэй повернулась и увидела женщину с острыми, угловатыми чертами лица, мудрыми, немного дикими глазами и светлыми волосами, разделенными прямым пробором и заплетенными в замысловатые косы. Мэй догадалась, что этому воспоминанию очень много лет. Женщина была одета в платье с плотно обтягивающими рукавами и рядом пуговиц от высокого выреза до юбки, собранной на талии, – оно было прямо как из учебника по истории. А еще Мэй узнала ее лицо.
Хетти Готорн.
Она смотрела на свою основательницу.
Изумление Мэй лишь увеличилось, когда она повернула голову и поняла, что Хетти не одна.
Она всю жизнь пыталась быть достойной наследия этих людей, и вот перед ней предстали Хетти, Томас Карлайл и Лидия Сондерс. Они сидели на символе – на тех же местах, что сидели их потомки на ежегодной церемонии в День основателей.
Как Эзра мог показать ей это? Бессмыслица какая-то…
– Ты права, мы должны положить этому конец, – прозвучал голос Эзры в воспоминании. Мэй почувствовала, как он достал кинжал из кармана пальто. – Но не так, как ты думаешь.
Он рванул в сторону женщины, та закричала, и внезапно время скакнуло вперед. У ног Мэй – ног Эзры – лежали обмякшие тела основателей. Крови было так много, что она растекалась по четырем линиям, пересекающим символ. Мэй никогда столько не видела. И никогда не видела, чтобы кровь так менялась: она пенилась и дымилась, постепенно приобретая серый окрас.
Из центра символа начали расти серебристые вены, прорезая землю. А затем тела основателей тоже изменились. Мэй наблюдала, как они корчились и извивались, их глаза покрывались молочно-белой пленкой, кожа вздувалась и серела. Они растаяли в переливчатую жидкость, и тогда серость омыла весь мир, лишая его красок.
«Она никогда не будет принадлежать тебе», – прошипел тоненький и исполненный ярости голос.
– Нет, – прорычал Эзра, протягивая окровавленную руку. – Где вы? Куда вы ушли?
Сцена поблекла, и Мэй вернулась в Серость.
Она уставилась на отца, чувствуя как мурашки бегут по спине, и произнесла три невообразимых слова.
– Ты Ричард Салливан.
Он взмахнул рукой и насмешливо поклонился.
– Во плоти.
– Но… как?
– Я убил их и забрал все силы себе, – он пожал плечами. – Бессмертие Сондерсов мне к лицу, тебе так не кажется?
Это многое объясняло. Даже слишком многое. Мэй знала, что если она выживет, то ей потребуется много, много времени, чтобы разобраться в невозможности и безобразности самого своего существования. Но сейчас ей нужно было подумать. Разговорить его – ведь эта информация может пригодиться в будущем. Расклеиться она сможет и позже.
