Колода без туза - [32]

— Простите, что без предисловий, господин Синельников. Время не терпит. И не пугайтесь моей формы. Я — капитан Овчинников. Для них я — краском Дроздов. Быстро переодевайтесь. — Он кивнул на неподвижно лежащего надзирателя. — Я доставлю вас к есаулу Мещерякову по его приказу.

Синельников продолжал обалдело смотреть на Овчинникова.

— Овчинников? — хрипло спросил Плюснин. — Простите, вы не…

— Да, Плюснин, в Белецке вы пришли на мою должность, — перебил его Овчинников и нетерпеливо повернулся к Синельникову: — Господи, да торопитесь же, вас должны отправить на этап, тогда конец!

— Где встретиться довелось, — потрясенный Плюснин не в силах был оторвать от Овчинникова глаз.

Синельников, очнувшись, стал лихорадочно сдирать одежду с неподвижного тела надзирателя.

— А я? — придя в себя от неожиданности, спросил Плюснин Овчинникова.

— О вас приказа не было.

— Меня расстреляют, — хрипло произнес Плюснин.

Овчинников равнодушно пожал плечами.

— Выведите меня из тюрьмы, господин капитан! — порывисто проговорил Плюснин. — Я всегда молился на вас!

— Не могу нарушать приказа Мещерякова, — сухо отчеканил Овчинников и, деловито глянув на часы, обернулся к Синельникову: — Пожалуйста, живее.

— Сейчас, сейчас, — бормотал тот, судорожно натягивая сапоги.

Лицо Плюснина погасло и сразу стало жестоким.

— Значит, раскрытый я ему не нужен. — Он отрешенно глядел в пространство. — Ну, ничего… Меня поставят к стенке, но и его в Маньчжурии шлепнут!

— Придержите язык! — угрожающе бросил Синельников.

Плюснин резко повернулся к нему, порывисто произнес:

— До сих пор я молчал, но теперь ваш секрет…

— Заткнитесь, вы, дерьмо! — рявкнул Синельников.

— Вспомните о присяге, ротмистр, — сурово сказал Овчинников.

— Красным на съедение оставил? — Плюснин уже никого не слушал, он закусил удила. — Я скажу Камчатову все! Он успеет раньше…

Плюснин не смог договорить. За спиной Овчинникова Синельников схватил тяжелую металлическую крышку параши и с неожиданной для своего грузного тела стремительностью прыгнул на сокамерника. Прежде чем Овчинников успел заслонить собой ротмистра, тот встретил Синельникова страшным ударом ноги в пах и, ловко подхватив выпавшую из рук нападавшего крышку, что было сил рубанул ее острым ребром по черепу штабс-капитана. Синельников, обливаясь кровью, рухнул на цементный пол и, коротко дернувшись, затих. Плюснин, застыв в смятении, смотрел на него. Овчинников упал на колени, ненадолго приник ухом к груди убитого, рывком поднялся и, бледный от ярости, пошел на Плюснина.

— Я защищался, господин капитан!.. — лепетал тот в страхе, пятясь. — Вы ведь видели…

— Из-за вас Мещеряков меня расстреляет! — с ненавистью сказал Овчинников и нанес Плюснину короткий удар в подбородок.

Ротмистр, выронив крышку, шмякнулся затылком о стену и сполз на пол. В его глазах метался слепой ужас. Овчинников сгреб крышку с пола и ринулся на Плюснина, но внезапно, остановленный какой-то новой мыслью, решительно отшвырнул ее в угол:

— Ну, нет, Плюснин! Я не стану отвечать за вас! Сами расскажете, как прикончили его! Переодевайтесь! Живо!

Во взгляде ротмистра блеснула сумасшедшая надежда. С опаской косясь на неподвижно стоящего у двери Овчинникова, он на четвереньках подполз к мертвому Синельникову и стал дрожащими руками неловко стаскивать с него форму надзирателя.

— Быстрее! — зло приказал Овчинников. — Пока я не передумал!

Четверть часа спустя Плюснин в красноармейской шинели и надвинутой низко на глаза буденовке уже шел с Овчинниковым по коридору второго этажа тюрьмы. Они завернули за угол. У распахнутых дверей на лестницу неподвижно лежал второй надзиратель. Овчинников взял его ключи, вышел с Плюсниным на лестничную площадку, запер за собой дверь. Стали спускаться по лестнице на первый этаж. Распутин сидел на табурете у выходных дверей и, старательно шевеля пухлыми детскими губами, читал толстую растрепанную книжку, которую прежде держал в руках. Услышав сверху шаги, он поднялся, отложил книгу обложкой кверху. Овчинников машинально отметил, что это русско-французский словарь петербургского издания 1918 года, и так же машинально удивился неожиданному чтению Распутина. А тот уже снизу вверх с сомнением вглядывался в полускрытое суконным шлемом лицо беглеца.

— Вроде я тебя, парень, не признаю, — сказал и с возрастающей тревогой посмотрел на Овчинникова: — Товарищ командир, это кто такой с вами?

Вместо ответа Овчинников коротким отработанным ударом ребра ладони в сонную артерию свалил Распутина на пол. Забрав его ключи, он вместе с Плюсниным вышел во двор, запер снаружи дверь тюремного корпуса. Надежно скрытые кромешной осенней тьмой и густой пеленой усилившегося дождя, Овчинников и Плюснин прошли в угол двора. Овчинников молча кивнул беглецу на бричку. Ротмистр живо забрался под брезент и затих. А Овчинников пересек двор, подошел к выстроенному в две шеренги взводу охраны.

— Смирно! — скомандовал помкомвзвода. — Равнение на середину!

Строй застыл. Все взгляды были в ожидании обращены на Овчинникова. Овчинников обвел главами сосредоточенные лица бойцов, сказал горячо:

— Товарищи! Сегодня наконец мы навсегда покончим с подлой бандой Мещерякова, мешающего строить новую жизнь. Приказываю: во что бы то ни стало взять его живым!