Колька и Наташа - [55]

Отпустив оцепеневшего Генку, Шиндель зашагал прочь.

Глава 15. Признание Генки

Весть о разбитых стеклах всех поразила.

Суровая складка залегла у Марии Ивановны между бровей. С укоризной смотрела на ребят Ольга Александровна.

Притихшие Колька и Наташа робко жались к стене. Особенно тяжело было Кольке. Его мучили угрызения совести: и зачем только он доверился Генке, зачем ушел на рыбалку? «Еще голову давал на отсечение, — вспоминал свои слова Колька, — хвастался, а школа осталась без стекла».

Приехал Глеб Костюченко. Он осмотрел ящик и помрачнел. Мельком взглянул на ребят, но так же, как и Мария Ивановна, ни в чем не упрекнул их.

Колька в дверях догнал матроса, неуверенно притронулся к его руке:

— Я хотел… Мы… я виноват, дядя Глеб. Недосмотрели, а рыбалку ушли… Я хотел сказать, мы найдем…

Глеб Дмитриевич легонько похлопал Кольку по спине.

— Случилось, флотец, что ж теперь… Придумаем что-нибудь, Коля. Не из таких передряг выходили. Ты не расстраивайся.

— Что он говорил? — подбежала к другу Наташа, но ее голос заглушил громкий крик Каланчи.

— Колька, — кричал он издали, — танцуй! Что я несу. Перевернешься от радости! Гляди! — Вася потряс компасом. — Лягуха отдал.

При виде компаса Колька на мгновенье забыл о всех неприятностях.

— Покажи!.. Эх… — только и смог проговорить Колька, не имея сил оторвать глаз от дорогой для него вещи. — Как же Владька тебе отдал?

Каланча подмигнул.

— Одолжил я у него, понимаешь, одолжил!

— Как одолжил?

— Взял и все. Получай свою штуковину и крышка.

— Не возьму. Так нечестно. Мы его отдали за кирпичи.

— Так кирпичи ворованные, не Владькины. Эх ты, чудак-рыбак, стащил он их.

— Ну и что ж? Владька не побоялся, тайком от отца дал нам. Отнеси компас, не возьму.

Вася позвал на помощь Наташу.

— Слушай ты, девчонка, втолкуй ему, чтобы не был балдой. Пускай берет.

— Возьми — попросила та, — Это же подарок Андрея Ивановича.

Кольке очень хотелось взять компас, но он оставался непоколебимым.

— Я его променял, он не мой.

Во двор, вяло передвигая ноги, вошел Генка. В пылу спора никто не обратил внимания на его побледневшее, измученное лицо. Каланча, хотя и не уважал Генку, решил искать поддержки и у него.

— Минор, Колька компас не хочет брать. Скажи ты ему.

— Компас? — Генка слегка оживился, но затем безразлично махнул рукой.

Генка не находил себе места. История со стеклом тяжелым камнем лежала у него на душе. Весь замирая, он спросил у Кольки:

— Коль, что нового?

— Стекла у нас побили. Вот и все новости.

У Генки задрожали веки.

Каланча напирал на Кольку:

— Чего ты, Колька, лепишь? В последний раз говорю: бери компас или заброшу на крышу.

Но Колька уже направился в класс.

Генка дальше дверей не пошел. Ноги его словно приросли к полу.

Каланча перебирал осколки и зло сопел носом.

— Маху дали, что на рыбалку ушли. Ну и гады. Узнать бы только кто? Неужели Владька в отместку за компас?

— Где там, — сказал Колька, — он же сам будет учиться в школе.

— Владька побоится, — вмешалась Наташа, — а на нашу школу ему наплевать, да.

Но Каланча не сдавался:

— А если он с отцом! А пьяный тот еще не то натворит.

Генка, услыхав о Владькином отце, вздрогнул, лицо его стало серым.

— Гена, что с тобой? — спросила Наташа. — Переживаешь?

— Угу, — выдавил Генка.

Он вышел на крыльцо, присел на ступеньку. Колеблясь между желанием раскрыть товарищам правду и боязнью мести Шинделя, Генка ни на что не мог решиться…

Следующие два дня Колька, Наташа и Каланча, чувствуя себя виноватыми, старались предупредить малейшее желание взрослых. Охрану дома усилили. Сторожили по просьбе Марии Ивановны родители будущих школьников.

Все это время Генка избегал встреч со своими товарищами.

Однажды Коля увидел его входящим во двор. Генка заметно исхудал, глаза беспокойно блестели.

— Коля, — сказал он, — мне с тобой надо поговорить.

Они уселись в сторонке на фундаменте ограды.

— Клянись, Коля, что ты никому ничего никогда не расскажешь.

— Клянусь молчать до самой смерти.

По лицу Генки он понял: сейчас предстоит узнать большую тайну.

— Так вот, — устало промолвил Генка. — Со стеклами навредил Шиндель.

Колька подскочил.

— Откуда ты знаешь?

Генка поведал ему о том, что произошло в памятный вечер, рассказал он и о разговоре с отцом.

— Когда я вернулся домой, отец лежал в кровати. Он сразу догадался, что со мной произошло неладное. «Что с тобой?» — спросил он меня. — Я говорю: «Не могу сказать, папа». — «Не можешь — не надо. Только будь честен, сынок». Вот. Не знаю что делать. Но, Колька, помни, ты обещал молчать. Генка с облегчением вздохнул, словно избавился от непосильного груза.

— А знаешь, Гена, и я уже который день не знаю, куда себя деть. Мария Ивановна молчит. Глеб и учительница тоже. А я как увижу их, так и кажется, что про себя думают: «Эх ты, зря понадеялись на тебя»… И знаешь Генка. Написал я письмо дяде Андрею. Рассказал обо всем. Хочешь, я тебе прочитаю? Но и ты никому ни слова. Договорились? Слушай: «Здравствуйте, дядя Андрей! Пишу вам в четверг. Еще совсем рано — все спят. Не знаю, дойдет ли письмо, — говорят, у вас там, на Кавказе, идет большая война. А все-таки я напишу. А вы, если не сможете, не отвечайте.