Колибри - [4]

Шрифт
Интервал

И вот я здесь, один, в смысле, совсем один, они все уехали, сказали, что больше не вернутся, что продадут дом, что ноги их не будет на пляже, что даже в отпуск больше не пойдут; и вы тоже уехали, и я пролезаю туда-обратно под живой изгородью, и никто меня не видит, хожу на пляж, хожу к Омутищу и за дюны, и там никого нет, а мне нужно учиться, но я не стану даже пытаться, нет, я думаю о тебе, я думаю об Ирене, о счастье и об отчаянии, которые обрушились на меня в один и тот же миг, в одном и том же месте, и я не хочу потерять ни одну из вас, да, я хочу обеих, а боюсь потерять и то, что осталось, потерять эту боль, потерять счастье, потерять тебя, Луиза, так же, как потерял сестру, и, возможно, я тебя уже потерял, ведь ты говоришь, что я сбежал, и это, увы, правда, я сбежал, но не от тебя, я просто бежал не в ту сторону, как те фазаны, Луиза Луиза Луиза Луиза Луиза Луиза, прошу, ты ведь едва родилась, не умирай, как она, даже если я сбежал, подожди меня, прости меня, обними меня, поцелуй меня, история не окончена, кончилась только эта страница,

Марко


Глаз бури (1970-79)


Дуччо Киллери с детства был долговязым и неуклюжим, но при этом довольно спортивным, пусть и не настолько, как считал его отец. Брюнет с лошадиной улыбкой, такой тощий, что виден был, казалось, только в профиль, он славился тем, что приносил неудачу. Никто не мог вспомнить, как и почему к нему прилип этот шлейф слухов, и потому казалось, будто он тянулся за Дуччо всегда, вместе с прилипшей кличкой Неназываемый, хотя в детстве его прозвище было совсем другим: Близзард – вот каким было его детское прозвище, возникшее из-за марки лыж, которыми он пользовался во время спусков. Под ним он и стал известен в Тосканско-Эмилианских Апеннинах как многообещающий спортсмен сперва в детской, затем в юношеской и юниорской категориях. На самом деле, как водится, слава эта зародилась и укрепилась в ходе одного из соревнований, гигантского слалома на горнолыжном курорте «Дзум Дзери – Перевал двух святых», входящего в межзональную квалификацию. Первый заезд Дуччо Киллери закончил на втором месте в своей категории, сразу за местным чемпионишкой, неприятным типом из Модены по фамилии Тавелла. Погодные условия были просто кошмарными: дул сильный ветер, но трассу, тем не менее, окутывал туман, настолько густой, что судьи рассматривали возможность отмены спусков. Потом ветер поутих, и, хотя туман усилился, объявили второй заезд. В ожидании старта отец-тренер, разогревая сыну мышцы, накручивал его, требовал биться, биться бесстрашно, насмерть, лишь бы обойти этого Тавеллу, и даже когда тот был уже в стартовом створе, готовый выскочить на почти невидимую трассу, отец-тренер продолжал повторять, что он сможет, сможет победить, сможет победить Тавеллу, и тут Дуччо Киллери во всеуслышание произнёс следующую фразу: «Да он всё равно навернётся и травму получит». До финиша Дуччо добрался с лучшим временем, а сразу за ним настала очередь Тавеллы. Никто не видел, что именно там произошло, настолько густым был туман, но незадолго до промежуточной отсечки, на вираже у самых барьеров, раздался душераздирающий крик, и когда судьи бросились туда, они обнаружили Тавеллу без сознания, с торчащим из бедра обломком вешки – тогда они ещё бывали деревянными и время от времени ломались, – и лужу крови, блестяще-алую в молочной белизне снега и тумана: словно после нападения индейцев. Парень не истёк кровью только потому, что древко, пропоровшее мышцу, едва зацепило бедренную артерию. Впрочем, инцидент в любом случае стал самым серьёзным в истории этого горнолыжного курорта, обречённого ещё много сезонов подряд припоминать слова, сказанные Дуччо Киллери перед стартом.

В общем, дурная слава свалилась на него внезапно, на самом пороге юности, и изменить что-либо уже не представлялось возможным. Никто, даже ретроспективно, не удосуживался обратить внимание на то, что blizzard переводится с английского как «снежная буря», что, по сути, с раннего детства загнало его в кармические рамки, лучше всего определяемые прозвищем, которое ожидало его во взрослом возрасте. Если же кто и рискнул бы предположить, что фамилия Дуччо, довольно редкая для Италии и встречающаяся лишь в некоторых областях Тосканы, могла (в данном случае – чисто субъективно) происходить от английского слова killer, «убийца», он оказался бы неправ, поскольку фамилия эта появилась, вероятно, путём замены согласной, от более распространённой Киллеми, в своей дворянской ветви процветавшей в Ломбардии, а в плебейской – широко укоренившейся на Сицилии, либо в результате переселения в Италию представителей древнего французского рода виконтов Шилье. Эти рассуждения мы приводим лишь для того, чтобы дать читателю представление об абсолютной поверхностности накрывшей Дуччо волны и полном отсутствии какого бы то ни было изучения вопроса. Дурной глаз – и всё, что тут изучать?

В процессе перехода от Близзарда к Неназываемому дружеские отношения, завоёванные при помощи спортивных результатов, постепенно портились, и к шестнадцати годам у Дуччо остался один-единственный во всей Флоренции друг – Марко Каррера. Они были одноклассниками в начальной и средней школе, приятелями по теннисному клубу C.T. Firenze, вместе занимались горными лыжами, пока Марко не бросил соревнования, и, несмотря на то что теперь учились в разных лицеях, продолжали общаться по причинам, со спортом не связанным, – в основном ради прослушивания американской музыки Западного побережья (Eagles, Crosby Stills Nash & Young, Poco, Grateful Dead), страсть к которой их и объединяла. Но главным образом,


Еще от автора Сандро Веронези
Спокойный хаос

Знаменитый итальянский писатель Сандро Веронези в романе «Спокойный хаос» через сложные драматические коллизии основных героев выводит читателей к простой истине: человека надо принимать таким, какой он есть. Человеческая натура с ее обыкновенностью и героизмом, силой и слабостью, разумом и инстинктами является главным объектом исследования автора романа.За эту работу писатель удостоился нескольких престижных литературных премий (в том числе — итальянская премия Стрега и французская премия Фемина) и одного религиозного скандала: у читателей-католиков вызвало негодование подробное описание акта содомии.


Сила прошлого

Тихое, счастливое семейство — муж, жена, маленький сын. Главный герой, детский писатель, возвращается домой в Рим после получения литературной премии и встречает на вокзальной площади незнакомца. Этот странного вида человек где-то выведал его семейную тайну. Теперь в жизни писателя все идет кувырком. Он спасается бегством из Рима со своим семейством, потом возвращается один в надежде, что встреча забудется, как дурной сон, но не тут-то было.В «Силе прошлого» автор продолжает традиции Альберто Моравиа и Джона Ле Карре, вступает в диалог с Пазолини и Орсоном Уэллсом.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…