Став старше, зарабатывать мы стали намного больше, и если память меня не подводит, то к концу школы на моей книжке уже лежала круглая сумма в тысячу полновесных советских рублей. В десятом классе осенью привез 220 рублей за месяц работы – что заметно выше средней зарплаты по стране!
Но не это самое главное – деньги, когда их не тратишь, по большому счету, вообще перестают играть хоть какую-то роль. Была идея накопить на мопед, но мечту осуществил дед, просто подарив мне новенькие «Карпаты». Произойдет это следующим летом, когда меня сплавят на два месяца к прапредкам в деревню, а промежуточное звено предков укатит в Ереван по путевке.
— Вот, я тормоз! Какая школа – мне завтра в колхоз ехать! Вот зачем список продуктовых запасов.
На самом деле, поездка в «колхоз» – это чистое, рафинированное, искрящееся радостью счастье! Особенно, если это предполагается вместо учебы. И даже июньский выезд в село – это тоже счастье. Ко всем плюсам свободы нужно добавить описание альтернативы. В моем случае – это месяц безвылазной работы на даче, неотъемлемого атрибута каждой советской семьи. Пресловутые «шесть соток» – в реальности именно столько и получается. Три полива в неделю минимум, бесконечная прополка, подвязка, обрыв «пасынков» и прочее, прочее, прочее. Причем, все это под палящим солнцем и непрерывным родительским надзором, ну разве что кроме будней, когда можно искупаться в Ахтубе без разрешения. Но удовольствие это меркнет в моих глазах, как только представишь, что добираться придется на рейсовом автобусе вися на подножке, куда успеваешь вскочить в последний момент чудом (следующий будет только через час), и до остановки чапать полкилометра пешком. То есть альтернатива колхозному «раю», без всяких натяжек, напоминает настоящий «ад», в прямом понимании этого термина. Жара плюс сорок, вездесущая неубиваемая мошка и полное отсутствие премиальных. Антресоль с закрутками, как результат, меня лично никогда сильно не воодушевляла. В магазине болгарские огурцы и помидоры консервированные круглый год, а тонкости засола и домашнего вкуса мне юному тунеядцу всегда по барабану были, особенно если для процесса соления используется мой трудовой пот, в переносном смысле, конечно.
Прежде, чем выйти на улицу, следует подкрепиться – уже двенадцатый час, а во рту маковой росинки не было. Что у нас в холодильнике? Проведем ревизию, проверим неубиваемый тезис либералов о пустых полках отечественных хладошкафов.
Пустым его точно не назовешь, но и разносолами особо не отъешься. Банки с вареньем – ага, это свежесваренное, быстрого приготовления. Своя малина и тертая смородина с сахаром, варятся пять минут, но и хранить надо в холоде.
Большой кусок масла, со странной желтоватой поверхностью – отвык уже, что натуральное сливочное без консервантов быстро окисляется снаружи, приобретая прогорклый привкус. Впрочем, внутри оно вполне съедобно и даже вкусно, отчетливые нотки сливок. Натуральное – оно все такое, не хранится без консервантов. Открытый кефир больше суток не хранится – скисает.
Ни колбасы, ни сыра в наличии нет – с этим у нас всегда проблемы были. В отличие от Украины и Белоруссии, где у нас живут родственники, на Нижней Волге с мясом и молоком всегда напряженка была. Сосиски и сардельки не сказать, что редкость, но в продаже почти никогда их не бывает. Но есть два кафе в центре города, где их всегда можно попробовать – очень вкусные, заразы, но на вынос не продают категорически.
Впрочем, от колбас давно уже отказался, и заново к ним привыкать нет никакого желания. Сыр можно купить в Волгограде, что мы и делаем, когда проезжаем – междугородняя трасса тянется через весь город, и если знать места, то можно купить много вкусного и дефицитного, и почти без очередей.
Майонез в стеклянной баночке, томатная паста, ещё какие-то емкости с непонятным содержимым. В морозилке сиротливая мороженая-перемороженная синяя птица с лапами. Судя по клюву – курица, хотя больше похожа на дистофика-динозавра, судя по цвету и комплекции, умершего от истощения. Мяса ноль, но бульон и супчик получаются ароматные и вкусные – натурпродукт, вскормлено на зерне. Впрочем, насчет кормления можно усомниться.
— А это что такое? — ухмыляюсь несуществующим либералам в ответ, заранее предчувствуя ответ.
Странная золотистая банка с такой же крышкой, из лакированной жести. Чтобы крышка не слетела, она плотно затянута резиновым широким кольцом розового цвета. С натугой открываю, стягивая упрямую резину, и моему взору предстает … та сама серая, она же черная икра.
Чувствую себя таможенником Верещагиным:
— Опять икра, а пожрать нечего.
Белужья, насколько я понимаю, паюсная – судя по плотности. И кажется пропавшая, запашок ещё тот.
Стандартная «браконьерская» банка, весом 850 грамм, продаваемая залетным туристам, как «килограммовая» по пятнадцать рублей из-под полы. Найденная емкость почти полная – в нашей семье икру никто особо не ест, вот и эта пропала, в очередной раз, к слову говоря.
Вот такая она жизнь обычного советского человека. Колбасы не купишь, а икру хоть ложкой ешь, но не хочется. В моем времени кило черной зернистой тянуло за тысячу убиенных енотов, здесь же она даром никому не нужна. Нам, например, она достается в подарок, от родственников с низовий, причем вопреки нашему желанию. В рыболовецком колхозе это добро «зернистое» идет по бросовой цене – литр водки за килограмм.
