Колесо времени - [60]

Особой сложности задача, которую далее предстояло решить, заключалась в том, чтобы установить, для чего на кости наносились нарезки и что они могли означать. У Буше де Перта не возникало сомнений в том, что палеолитический человек умел считать. Знаменательные по группировке ряды насечек следовало воспринимать, по его мнению, в качестве «меток на память», сходных по назначению с зарубками, которые делают при своих подсчетах булочники. С тем же простодушием первооткрывателя Буше де Перт предположил знакомство палеолитического охотника с зачатками геометрии. Именно так можно воспринять его замечание о том, что кости с ритмично и равномерно размещенными на их поверхностях нарезками могли использоваться в качестве «инструментов для измерения». Оставалось, однако, неясным, что подсчитывалось и что измерялось с их помощью людьми древнекаменного века.

Значительный интерес представляют размышления Буше де Перта о причинах появления у «человека природы» образцов изобразительного творчества, в том числе всевозможных «знаков» и «символов», напоминающих «примитивные иероглифы». Он считал, что древнейший человек не делал ничего «просто так», «для ничего». Если причины изготовления орудий из камня первобытным охотником «представляются ясными», как же в таком случае следует оценивать объекты, которые к «предметам индустрии» прямого отношения не имеют? Ответ исследователя, наделенного редкостной интуицией, не может не поразить: «первые изделия человека были вызваны необходимостью материальной… Из необходимости духовной родились изображения, символы, воспроизведения человека или животных». Размышляя далее о природе этой «духовной необходимости» и определяя возможные объекты культа, Буше де Перт указывал, что ими становилось то, что «можно было ощущать — солнце, луна, звезды, деревья, животные».

В свете возобладавшей позже в археологии палеолита никчемной теории бездумного «искусства для искусства», а также навязанной Г. де Мортилье зарождающейся науке о первобытности концепции безрелигиозности верхнепалеолитического человека, которая обернулась вскоре человеческой и научной трагедией неприятия лидерами французской археологии первых открытий пещерного искусства, идеи Буше де Перта о духовной содержательности первобытного художественного творчества выглядят не просто дерзко новаторскими, а опередившими свое время более чем на полвека. Компрометация открытий его, продолжавшаяся десятилетиями, сковала ход изучения археологами образцов древнего искусства, в том числе и тех, которые покрывали знаки типа насечек.

В последующие десятилетия XIX в. нарезки и лунки на предметах мобильного искусства ввиду их «нерегулярности», «непохожести» одна на другую, «произвольности» рассредоточения оценивались в среде археологов то как результат «бездумного черчения» на поверхности кости или камня в минуты, когда палеолитический охотник был свободен от труда, то как отражение так называемой «врожденной потребности» дикаря к украшению предметов быта. Иногда, впрочем, высказывались предположения, что подобного рода знаки представляли собой отражение «охотничьей магии». Но такое заключение могло в действительности означать лишь одно — нет надежды интерпретировать вложенное в эти знаки содержание, ибо трудно вообразить что-нибудь более безнадежное, чем попытки расшифровки «магических записей». Существо же дела, между тем, заключалось в действительности в том, что никто из археологов, за редким исключением, не усматривал необходимости и не изъявлял желания детально разобраться в особенностях конфигурации знаков, а также в закономерностях их группировок.

Случилось, однако, так, что в 1875 году в Лондоне вышли в свет «Аквитанские древности» Э. Лартэ и Г. Кристи, в которых были не просто опубликованы и достаточно подробно описаны объекты с насечками, но также предлагались варианты интерпретации такого рода знаков. Во всяком случае, вопрос о желательности и даже необходимости расшифровки смыслового содержания скрытого в насечках и связанных с ними изображениях животных и человека, был не просто поставлен в этом издании, — он буквально взывал к ответу со многих страниц его. Э. Лартэ и Г. Кристи были непоследовательны и осторожны, но они предложили варианты интерпретации насечек, и, что особенно важно, поддержали самую «крамольную» из идей Буше де Перта о возможном усвоении палеолитическим человеком навыков счета, подтвердив эту мысль своими наблюдениями по группировке насечек, оценив отдельные объекты со знаками как счетные таблицы или предметы, посредством которых велись своего рода математические игры! Самой, однако, поразительной по прозорливости представляется теперь высказанная ими походя, как совсем уж невероятная, мысль об отражении в насечках системы счета времени, то есть календаря. Сравнение объектов, покрытых рядами насечек, с так называемыми руническими календарями не только подтверждало эту идею, но, более того, выглядело своего рода методической подсказкой к разработке приемов расшифровки палеолитических знаков.

Но как бы ни были интересны догадки Э. Лартэ и Г. Кристи относительно смысла, заключенного в группах насечек, они в предложенной ими форме не могли стать приемлемыми впредь до разработки системы убедительных доказательств. Между тем вплоть до окончания XIX в., сторонники линии Буше де Перта в исследованиях семантики палеолитического искусства таких доказательств не предъявляли, и потому реконструкции оставались уязвимыми для критики.