Колесо страха - [164]

– Странным должно быть то место, в которое ты уходишь, Волк, – наконец сказал Гиги. – Ибо узри! Рана на моей груди исцелилась, раны Сигурда тоже, однако твои раны свежи, будто их нанесли мгновение назад.

Кентон посмотрел на Гиги и увидел, что так и есть: от раны на его груди остался лишь багровый шрам.

– Да и странным путем ты покинул нас, кровный брат, – пробормотал викинг.

– Клянусь пламенем Ормузда![67] – вставил перс. – То был славный путь! Добром обернулось для нас то, что ты ушел так. Царь Кир[68] учил нас, что хорош тот генерал, который знает, когда отступить, чтобы сберечь своих солдат. А ты отступил мастерски, товарищ. Если б не так, мы не могли бы сейчас приветствовать тебя.

– Я не отступил! Я не мог ничего сделать! – прошептал Кентон.

– Что ж… – Перс с сомнением покачал головой. – Что бы ты ни сделал, это спасло нас. В мгновение ока тебя вырвало из лап прихвостней черного жреца. В следующий миг ты стал тенью. А затем – слушай! – исчезла и тень! Те псы, которые держали тебя, бежали, перетрусив! – рассмеялся Зубран. – И псы, которые кусали нас, побежали тоже – обратно в свои будки на биреме побежали они, и проклятья Кланета не могли остановить их. Славно напугал ты их, товарищ, и на миг и меня тоже. Затем опустились их весла, прочь помчался корабль, и проклятья Кланета носились в воздухе еще долго после того, как скрылись они с наших глаз.

– Шарейн! – вскричал Кентон. – Что они сделали с ней? Куда они ее забрали?

– На Эмактилу, остров чародеев, полагаю, – ответил Гиги. – Не бойся за нее, Волк. Черному жрецу нужны вы оба. Пытать ее, когда на то не смотрят твои глаза, или убить тебя, когда она не видит твоих мук, – это не сладостная месть для Кланета. Нет, пока он не заполучил тебя, Шарейн в безопасности.

– Там не будет роскоши, и она не будет счастлива, но она в безопасности, – подтвердил перс.

– Трех ее служанок они поймали в сети, – сказал Сигурд. – Трех сразили. Остались только эти четыре.

– Они забрали Саталу, мой маленький сосуд наслаждения, – сокрушенно сказал Гиги. – И за это Кланет тоже заплатит, когда придет час воздаяния.

– Половина рабов погибла, когда бирема врезалась в нас, – продолжал викинг. – Весла ломали ребра и спины. Иные умерли позже. Чернокожий, которого мы поставили на место Захела, оказался настоящим мужчиной! Дрался с теми, которые спустились в яму, и убил многих. Лишь восемь весел теперь у нас, а не дважды по семь. Чернокожий сидит за одним из них, не прикованный. Когда мы возьмем новых рабов, он снова станет надсмотрщиком, и мы будем почитать его.

– И я вспоминаю сейчас, – Гиги вернулся к прежней мысли, – когда я тащил тебя вниз от каюты Кланета в день, когда ты дрался с его жрецами, укусы девочек Шарейн еще кровоточили. Но здесь прошло много времени, они успели бы зажить. И вот ты опять тут, и твои раны свежи. Воистину странное то место, в которое ты уходишь, Волк. Неужели там нет времени?

– Это ваш мир, – ответил он. – Мир, из которого пришли вы все.

И пока они стояли, уставившись на него, он вскочил с дивана.

– Плывем в Эмактилу! Немедленно! Найдем Шарейн! Освободим ее! Гиги? Когда?

Кентон почувствовал, как открылась рана в боку, и снова упал – сила его духа иссякла.

– Не раньше, чем исцелятся твои раны, – ответил Гиги и принялся разматывать краснеющие от крови повязки. – И следует снова сделать корабль сильным, прежде чем думать об этом путешествии. Нам нужны новые рабы на весла. Теперь лежи тихо, пока не исцелишься. Кланет не навредит Шарейн, если надеется схватить тебя. Я, Гиги, говорю тебе это. Так что пусть твое сердце пребудет в мире.

И вот для Кентона потянулось время нетерпеливого ожидания. Лежать здесь, когда раны удерживают его, будто цепи! В то время как черный жрец может, несмотря на уверения Гиги, истязать Шарейн, верша свою месть! Это было невыносимо.

У Кентона начался жар. Его раны оказались серьезнее, чем он думал. Гиги ухаживал за ним.

Лихорадка прошла, и, когда Кентон окреп, он поведал спутникам о мире, потерянном для них, – о том, что изменилось за века, которые они провели на корабле вне времени, о механизмах и войнах, о новых законах и обычаях.

– И нет больше викингов! – удивился Сигурд. – Ясно вижу я теперь, что нет мне там места. Лучше будет, если Сигурд, сын Тригга, закончит свои дни там, где он сейчас есть.

Перс кивнул.

– И мне там места нет, – эхом отозвался он. – По моему вкусу, этот мир не годится для жизни. Мне не нравится, как вы ведете войны. И не может это понравиться мне, солдату очень, очень старой закалки.

Даже Гиги одолевали сомнения.

– Не думаю, что и мне понравится, – сказал он. – Обычаи так изменились. И я заметил, Волк, что ты готов рисковать свободой и жизнью, чтобы вырваться из того мира, и не теряешь времени, возвращаясь в этот.

– Новые боги так глупы, – посетовал Зубран. – Они ничего не творят. Во имя девяти преисподних, боги этого мира довольно глупы – но они хотя бы что-то делают. Хотя, может быть, лучше ничего не делать, чем одни и те же глупости снова и снова, – задумчиво подвел он итог.

– Я построю дом на одном из островов, – продолжал Сигурд, – после того как мы вернем женщину Кентона и повергнем черного жреца. Я возьму себе в жены сильную женщину и заведу много детей. Я научу их строить корабли. И тогда мы будем ходить в набеги, как я в былые времена. Слава! Слава драккарам с алыми воронами на парусах и черными, кружащими над ними! Скажи, кровный брат, – обратился он к Кентону, – когда ты вернешь свою женщину, поставишь ли ты дом рядом с моим? Когда Зубран возьмет себе жену и у него, и у Гиги (если тот не будет уже слишком стар для этого) появятся дети, когда иные присоединятся к нам, клянусь Одином, мы станем славными ярлами в этом мире.