Колдовство - [12]

Мораль может быть сколь угодно полезной, но сие наставление опасно. В то, во что верит весьма строгий святой, едва ли способны поверить другие люди. Любого другого человека, кроме подобных ему и его причастникам, святой Григорий, сам того не желая, склонил к тому, о чем он намеренно не говорит в своей книге – к неверию. Его мир подобен миру Апулея за исключением того, что вместо скептицизма в нем наличествует ярко выраженный моральный выбор. Даже Августин не заходил так далеко. Ведьмы и маги существуют в обоих мирах одинаково; нет необходимости объяснять или опровергать их существование. «В то время как в Риме схвачены были волшебники, – начинается новая история, – некто Василий, бывший первым искусником в волшебстве, переоделся в монашеское платье и убежал в Валерийскую область». «Явившись к достопочтенному епископу Амитернскому Касторию, Василий просил поместить его в монастырь, вопреки воле его святого настоятеля Эквиция. Взглянув на Василия, святой сказал епископу: «Вот, ты приказываешь мне принять не монаха, а диавола». Однако под давлением епископа уступил. Позже, когда он отлучился из монастыря, в соседнем монастыре «монахиня, сохранившая на бренном теле своем следы красоты, заболела и в страшных мучениях с криком и воплями повторяла: «Я непременно умру, если не придет монах Василий и не возвратит мне здоровья, помощью своего искусства». Василий был готов – предполагается, что именно его тайные заклинания вызвали лихорадку, – но другие монахини оставались здоровы. В конце концов все закончилось благополучно; монахиня была исцелена заступничеством святого Эквиция; Василий изгнан из монастыря, а затем сожжен римлянами.

Речь идет не только о темных магах, неизбежно подвергавшихся осуждению. Любые чары одинаково предосудительны. «У одной знатной госпожи, недалеко от Тусции, жила невестка, недавно еще вышедшая замуж за ее сына. Однажды свекровь пригласила ее с мужем отправиться вместе на освящение церкви во имя святого мученика Севастиана. В ночь пред отправлением на освящение упомянутого храма невестка не могла воздержаться от плотского удовольствия с мужем. Хотя поутру совесть сильно укоряла ее за это удовлетворение вожделениям плоти, но в то же время и стыдно было ей отказаться от данного обещания. Итак, более по ложному стыду пред людьми, чем по богобоязненности, она отправилась со своею тещею на освящение храма. Когда мощи святого мученика Севастиана были внесены в храм, злой дух напал на невестку и на виду у всех начал ее мучить. Один из пресвитеров этого храма, видя ее страшные мучения, тотчас вынес из алтаря синдон ³⁶ и возложил на беснующуюся, но дух нечистый напал тут же и на него». Здесь не все ясно, но известно, что было потом. «Некоторые из присутствовавших вынесли женщину из храма в собственный ее дом. Родственники бесновавшейся... чтобы возвратить ей здоровье, наконец отдали на руки каким-то знахарям...». Видимо, эти «знахари» относились к «белым магам», поскольку в ходе исцеления принесли пациентку к реке, «погрузили в воду, и начались у них продолжительные заговоры для изгнания нечистого духа». Поначалу дело пошло на лад, демон вышел из несчастной, но «по неисповедимой воле всемогущего Бога», на место одного демона явился целый их легион. «После этого больная начала так сильно биться и так неистово кричать, как только можно было ожидать от целого легиона демонов. ... Увидев несчастные плоды своего суеверия, родители больной, посоветовавшись между собою, привели ее к св. епископу Фортунату и поручили его попечениям. ... И действительно, спустя несколько дней Фортунат возвратил ее родителям в таком здравии и спокойствии, как будто бы нечистый дух и не прикасался к ней».

Дело, здесь, конечно, не в том, насколько успешным было лечение. «Знахари», а это, скорее всего, были местные ведьмы (если они вообще были), все-таки не доктора. Дело как раз в их колдовстве; они использовали заговоры, не прибегая к предписанной благодати. А этого было уже достаточно для адских мук. То есть природа ада уже обретает определенные характеристики, которым надлежало пребывать неизменными на протяжении тысячи лет.

Любое происшествие можно счесть случайным, а можно – знаком свыше. Проиллюстрировать и то и другое помогает история иудея, которому однажды, за неимением лучшего пристанища, пришлось заночевать «в капище Аполлона, мимо которого шел. Страшась этого бесовского жилища, он оградил себя крестным знамением, хотя совершенно не верил в крест. В полночь, когда самая ночная тишина наводила страх и он не мог заснуть, вдруг он видит, что в капище пришло множество злых духов, которые в виде свиты следовали за своим начальником. Тот из них, который казался главным, сел среди капища и каждого из сопровождавших его духов начал расспрашивать о его действиях и занятиях, желая знать, сколько каждый из них сделал зла. ... Бывший тут и не спавший иудей видел это ясно. Но трепет страха и ужаса объял его, когда начальствовавший дух приказал своим подчиненным узнать, кто осмелился ночевать в их капище. Злые духи подошли к иудею и, посмотрев внимательно, увидели, что он огражден крестным знамением, и воскликнули в страхе: «О, это – пустой запечатанный сосуд!» После этих слов, все множество злых духов исчезло».