Колдовство и ведьмовство в Западной Европе в прошлом и настоящем - [63]

. Этот случай и многие другие, происшедшие на пороге XVIII века, окончательно убедили законодателей и большинство начитанных людей (по сравнению со всем населением это было крошечное меньшинство, однако оно обладало гораздо большим влиянием, чем образованные люди в наше время). Между тем толпа оставалась верной своим страхам и позорному стулу[80]. К таким людям относился и доктор Сэмюэл Джонсон. Вероятно, трудности, связанные с истолкованием его полновесной ортодоксальности, и причины одолевавших его приступов душевных сомнений и неуверенности частично кроются в том, что он не вписывался в традиции личфилдской[81] молодежи со своим убогим духовным багажом на уровне Граб-стрит[82]. Как бы там ни было, он заинтересовался коклейнским призраком, а посетив остров Скай[83], поверил в ясновидение жителей Хайленда. Эддисон, которого в наши дни назвали бы довольно посредственным и отсталым эссеистом, уклонялся от окончательного решения. «В целом я верю, что такое явление, как колдовство, существовало и продолжает существовать, — писал он в 1711 г. — Но в то же время я не могу поверить ни в один конкретный пример колдовства». Пятьдесят лет спустя ему уже не нужно было бы высказываться столь осторожно. Тогда большинство авторов и тех людей, которым предназначались их произведения, считали, что на общепринятом уровне колдовство — это литературная выдумка, исторический анахронизм, деревенская забава и папистский обман. Если они вообще когда-нибудь задумывались над этим, то заблуждались, слишком доверчиво принимая неверие в колдовство. Здесь уместно упомянуть работу Бэкона «Предрассудок неверия в предрассудки». Они полагали, что естественные события имеют естественные причины и что то же самое относится и к сверхъестественным событиям.

Здесь уже в достаточной мере акцентировалось внимание на том, что одной из способностей ведьм — как белых, так и черных — было знание трав и других видов природной магии, которая вела свое происхождение из древнейших времен и была дополнительно укреплена посредством веры и страха. Помимо определенных способностей к сверхчувствительности или даже гипнозу, ведьмам было также свойственно глубокое знание трав и животных — более древнее по своему происхождению, чем христианство. Поэтому они всегда были на подозрении. Евреев заклеймили как ростовщиков, потому что средневековые законы только одним евреям разрешали давать деньги взаймы. Кроме этой, было всего несколько профессий, которыми им разрешалось заниматься. Аналогичным образом ведьмы в значительной мере получили монополию на способность к исцелению. Это их способность носила двойственный характер: они могли не только лечить, но и вредить. Причина лежала в средневековых запретах на медицину. Любознательность, свойственная эпохе Возрождения, означала конец этой монополии. Как только добропорядочные граждане получили возможность заниматься лечением на столь же законных основаниях, как ведьмы, сила ведьм пришла в упадок. Кроме того, появилась более совершенная система постановки диагноза, и это привело к тому, что магию гораздо реже стали считать причиной тех или иных болезней. Сейчас уже трудно сказать, что чему предшествовало: критический интеллектуальный подход или наблюдение и сравнение материальных явлений, Но одно не вызывает сомнений: развитие медицины ускорило приближение упадка веры и вместе с тем ослабило невежество в медицинских вопросах тех людей, которые прежде верили в мир дьяволов, чудес и заклинаний.

Конечно, было бы в высшей степени неверно делать вид, что в средние века вообще не существовало законного целительства. Какие-то искаженные воспоминания о медицинских познаниях античного мира все же сохранялись. Общий упадок был приостановлен в период возрождения в тринадцатом веке благодаря медицинской школе Салерно, хотя в плане научных знаний она прибавила не так уж много нового. В тот же период в Сицилии во время правления свободомыслящего короля Фредерика II, советником которого был Майкл Скотт по прозвищу «Колдун», существовала прогрессивная медицинская система бесплатного лечения бедняков. За больными ухаживали бенедиктинцы и монахи других монастырей. С юга и востока постепенно просачивались арабские и византийские медицинские методы. Парикмахеры также оказывали медицинскую помощь, и в целом на многих уровнях делались неуклюжие попытки облегчить человеческие страдания — и, разумеется, страдания животных тоже. Лошадей, к примеру, лечили святой водой, и это довольно типично для того времени. Однако в целом можно сказать, что аскетизм,

при боли в ухе: капать в ушное отверстие пену от проколотой улитки. От судорог: маленький кусочек человеческого черепа натереть как имбирь и смешать с пищей (такой совет давал даже такой знаменитый и модный врач, как Роберт Бойл). От подагры: взять паука, оторвать у него лапки и с помощью оленьей кожи привязать к ноге. От водянки: сжечь нескольких крупных жаб, золу насыпать в кувшин с широким горлышком, плотно заткнуть пробкой и держать в сухом месте; потом при прибывающей луне девять дней по утрам принимать по одной полной чайной ложке, растворенной в молоке. От коклюша: жареные мыши.