Кольцо судьбы - [3]

— Я не совершила ничего дурного, — кротко заметила Соня. — Зачем же меня изгонять?

Госпожа Бижу потупилась. Конечно, если не считать дурным несколько разбойных нападений, с десяток краж и четыре драки, то ее гостья может с полным правом называться благонравной приличной девушкой.

— Э-э-э… — пробормотала хозяйка. — От Амиреса всего можно ожидать.

Соня зевнула.

— Наплевать на него… Пожалуй, пойду вздремну. Скажи подавальщику, чтоб принес воды, — блюститель напоил меня каким-то дрянным вином, теперь горло так и жжет…

Она направилась к узкой винтовой лесенке. За ней, повинуясь знаку хозяйки, устремился подавальщик с большим кувшином в руках.

Крошечный пятачок второго этажа сверкал чистотою — госпожа Бижу мыла дом сверху донизу два, а то и три раза в день. Разморенная полуденной жарой, Соня с облегчением вдохнула прохладный воздух, пропитанный запахом мокрой древесины, толкнула неплотно прикрытую дверь слева, шагнула внутрь и оказалась в своем жилище.

Не раздеваясь и не делая лишних телодвижений, она прямо с порога бросилась на кровать. Кроме кровати, табурета, стола и окованного медью сундука, здесь ничего не было. Вселяясь сюда, Соня с трудом убедила хозяйку не вешать на окно бархатные занавеси, не расстилать на полу толстый туранский ковер, не ставить огромное глубокое кресло и не окуривать помещение благовониями, что Бижу намеревалась делать каждый вечер. Суровая простота устраивала постоялицу вполне. Вот и сейчас, сонным взором окинув комнатку, Соня удовлетворенно кивнула самой себе: с кровати можно дотянуться рукой и до стола, и до сундука, и до табурета. Какой прок ей путаться в бархатных занавесях и задыхаться в приторных благовониях?

Размышления девушки неожиданно прервались робким покашливанием подавальщика, который устал стоять в проеме двери и осмелился наконец напомнить Соне о себе.

— Ну? — суровым голосом вопросила та.

— Изволишь ли выпить воды, госпожа?

— Изволю.

Приподнявшись, девушка приняла из рук его кувшин с водой и сделала пару глотков. Нет, уже и пить ей не хотелось. Она закрыла глаза. Спустя несколько мгновений, когда слуга закрывал за собою дверь, Соня уже крепко спала.

* * *

Багдарун, основанный лет двести назад полководцем Багидаром, находился на самой границе Турана и Шема. Хитроумный полководец, туранец по происхождению, как-то очень ловко умудрился передвинуть границу в глубь Шема, отчего с тех пор между соседями время от времени случались стычки.

В одной из таких стычек Толстяк Донно повредил себе ногу. Вернее, даже не саму ногу, а только пятку, но и того было вполне достаточно для жалоб, стенаний и причитаний, кои этот страдалец излагал на удивление складно.

Плакал Донно по большей части с раннего утра, так что постоянные посетители его заведения предпочитали приходить вечером или ночью. Соня и пришла вечером, но, как назло, утром Толстяк был занят иными важными делами, а потому жалобные вопли перенес на более позднее время — стоило девушке войти в зал, как он немедленно скрючился на своем табурете, вцепился в пятку, сморщился, открыл рот и завизжал.

— Проклятье, — сказала Рыжая Соня огорченно.

— Тысяча проклятий! — вздрогнув от неожиданности, поддержали ее посетители.

Их хорошее настроение было испорчено. Они знали: белобрысый толстяк Донно теперь не успокоится до полуночи. Конечно, они могли встать и уйти в другую таверну, однако только в «Золотом льве» разрешалось буйствовать, драться (разумеется, с последующей оплатой хозяйских убытков), орать во все горло и все в том же роде. Приличным багдарунцам такие преимущества были ни к чему, но в таверну Толстяка Донно приличные багдарунцы не забредали.

Девушке надоело наблюдать за кривляньями Толстяка, и она устремила взор на дверь. Если Панищеро действительно богатый купец, он не преминет заглянуть в знаменитую и очень дорогую багдарунскую таверну. Памятуя о малом росте владельца кольца Эгидея, Соня смотрела на нижнюю половину двери и на ступеньки, так что видела только ноги входящих. Ноги в основном были кривые, некоторые грязные и с нестрижеными ногтями, торчащими из сандалий; иные красовались в парчовых туфлях, а прочие парились в кожаных сапогах. Карлика Соня не обнаружила. Вздохнув, она заказала кружку вина и лепешку с сыром. Да, нынче Толстяк точно не назовет ее «любезнейшей госпожой Рыжей Соней» — подумает, что денег у нее опять нет, и очень ошибется: золотые Амиреса бренчали на дне ее вместительного кошеля. Если б она хотела, то купила бы и хорошего вина, и мяса, и свежего хлеба…

В этот момент дверь снова скрипнула и… На ступеньку прыгнул крошечный господин, коего блюститель описал совершенно верно: лицо безусое и безбородое, нос кривой, глазки маленькие, губы толстые… Без сомнения, Амирес был красивее его.

Мимолетная усмешка скользнула по губам девушки и сменилась робкой, милой, нежной улыбкой. Ресницы дрогнули, лучистый взор обратился на нового гостя «Золотого льва» с таким доверием, что тот сейчас же его почувствовал и тоже посмотрел на Соню. Личико карлика сморщилось — тонкие губы расползлись, обнажая кривые желтоватые зубы. Похоже, он подарил Соне самую свою обаятельную улыбку.