Кольцо Луизы - [13]
— Что я слышу! — с негодованием вскричал Клеменс. — Так говорить о любимом сыне?! Опомнитесь!
— Был, был любимым! —сморщившись, словно комок подступил к горлу, прохрипел Шлюстер. — Теперь он не мой. Боже, как я переживал, когда Ганс вступил в этот ублюдочный гитлерюгенд! Но мать… Эта женщина!… Она помешалась на фюрере. Она слушает его речи и вопит от восторга! Она молится на него, как на бога, на этого проходимца с пошлейшими усиками, на этого авантюриста…
— Одну минуту.
3
Клеменс выглянул в коридор. Пассажиры спали. Проводники уединились у себя. Поезд шел в кромешной тьме летней ночи. Пробегали фонари станций, потом снова мрак и искры паровоза, рассыпающиеся и гаснущие мгновенно. Клеменс вернулся в купе. Видеман читал газету.
— Однако вижу, вы очень осторожный человек, — усмехнулся Шлюстер.
— Ну, вы ведь знаете, в какое время мы живем.
Шлюстер отхлебнул пива и разразился потоком слов. Он предрекал Германии все мыслимые и немыслимые беды, на память называл цифры, свидетельствующие о катастрофическом падении производства. Упомянул, что уж кто-кто, а они, железнодорожники, лучше всех видят, когда беда, словно гадюка, вползает в страну. Объем перевозок из соседних стран сокращается. А что это значит?… Это значит, что по сравнению с двадцать восьмым годом внешняя торговля на самом низком уровне. То же самое и в промышленности, и у крестьян.
— А нацисты видят выход только в войне, только в том, чтобы ограбить побежденные страны. Господа, война на носу. Если Гитлеру не свернут шею, он свернет ее всей западной демократии, он пойдет и на Россию, хотя всякий раз немцы возвращались оттуда побитыми. Да, бог мой, разве вы не читали «Майн кампф»? Эта людоедская книга лежит у Эммы на туалетном столике рядом с Библией. Ну, разве это не кощунство? Она читает ее про себя, читает приятельницам, она вдалбливала кровавые бредни фюрера в голову моего Ганса, а я, занятый по горло делами, только тогда узнал, чем набиты мозги этого парня, когда он сказал, что вступил в гитлерюгенд!
— Ну, зачем же так расстраиваться, Иоганн! — мягко заметил Видеман, когда Шлюстер окончил яростную тираду. — Все в порядке вещей. Фюрер — человек хладнокровный, хотя иным и кажется истериком. Мы знаем, как он пришел к власти. Долго, с дьявольским терпением ждал он своего часа. Он должен был чем-то привлечь немцев и сделать их своими сторонниками до конца. Я читал «Майн кампф». Не такая уж глупая книга. Она рассчитана и на обывателя с его, извините, самодовольством; и на тех, кто всерьез считает, что мы — избранная нация; на крестьян, которых фюрер называет сельской аристократией; на промышленников, творящих подчас экономические чудеса; и на военных, наконец. А ведь военные для того и существуют, чтобы готовить народ к войне и воевать. Ты сам сказал: кризис. Конечно, есть много путей для восстановления немецкого хозяйства, но фюрер видит кардинальный выход в войне. Ты не согласен с ним. Не согласны и другие. Отлично! Но у власти теперь он, и пойди поспорь с ним! Ведь за него те, кто вроде Эммы, ссылаюсь на твои же слава, в восторге от истин, которые изрекает фюрер. В том числе и Ганс. Что ждало Ганса, когда он покинул школу? Допустим, ты мог бы устроить его в высшее учебное заведение…
— Устроил, — хмуро отозвался Шлюстер. — Устроил на свою голову.
— …но для многих это мечта. А что молодежь видела вокруг? Нужда, разорение, политическая свистопляска. Безрадостная, знаете, картина для молодого поколения. Надо же им было чем-то наполнить жизнь, отдать чему-то избыток энергии, забыть беспросветность существования, почувствовать себя творцами будущего. Ну, хорошо. Многие, да, многие шли за коммунистами и социал-демократами, но огромная масса поверила фюреру. Ведь он много лет без устали твердил, что именно молодые немцы должны стать наследниками великой Третьей империи, носителями будущего великой немецкой нации, хозяевами мира. Когда Ганс слышал это в школе, дома в разговорах с матерью, этот парень, лишенный жизненного опыта и критического взгляда на происходящее, поддался массовому… скажем, психозу и пошел в гитлерюгенд. Все понятно, Иоганн, все понятно, и это я говорил ему, господин Клеменс, не раз.
— Это так! — Шлюстер огорчительно вздохнул. — Но поймите и меня, господин Клеменс. Мы с Августом работаем там, где знают куда больше, чем оболваненные фюрером идиоты. Я знаю наперед, чем окончится авантюра наци. И зачем, кричал я на жену, нашему Гансу влезать в пакостную кашу, которую придется расхлебывать ему, да что ему — всему народу. Ну, ладно. В конце концов, я смирился. Ох, простите, — вдруг прервал свои излияния Шлюстер, — я, должно быть, надоел вам, господин Клеменс,
— Напротив, напротив, герр Шлюстер. Я сам отец. Отцовские заботы мне вовсе не чужды.
— Благодарю. Так, вот, повторяю, я смирился. Бог с ним, думал, пусть забавляется униформой, шнурками, знаками отличия, походами… Кто из нас не был бойскаутом?! Впрочем, осторожно, очень осторожно я начал внушать Гансу совсем противоположное тому, что ему вгоняли в башку там, у них… Это все-таки действовало. Пыл Ганса начал понемногу остывать. Но дальше! Вы спросите Августа, чем все это окончилось! Он пожелал продолжать образование. Я обрадовался, как самый последний дурень. Уж в институте ему будет не до нацистских побрякушек и не до их паршивой философии. Он начал изучать радиотехнику. Великолепно! Отличная перспектива! И вот мне становится известно, вы слышите, что мой Ганс, сын, поверьте мне, честнейшему быть может, несколько болтливому человеку, внук машиниста, который за всю жизнь мухи не обидел, мой Ганс прямо со студенческой скамьи угодил, куда бы вы думали? В абвер!
Роман «Одиночество» рассказывает о событиях, развернувшихся на Тамбовщине в годы гражданской войны. В нем удивительным образом сочетаются драматизм и лиричность повествования, психологическая глубина характеров и жизненных ситуаций.
В первый том Собрания сочинений Николая Вирты вошел роман «Вечерний звон». В нем писатель повествует о жизни крестьян деревни Дворики в конце XIX — начале XX века, о пробуждении сознания трудового крестьянства и начале революционной борьбы на Тамбовщине. Действие романа предвосхищает события, изображенные в широко известном романе «Одиночество».
Повесть «Катастрофа» рассказывает о великой битве на Волге в 1942—1943гг., о гибели шестой германской армии и о личной душевной, катастрофе ее командующего фельдмаршала фон Паулюса.
Том составляет широко известный роман «Одиночество», посвященный событиям, развернувшимся на Тамбовщине в годы гражданской войны, борьбе крестьян за советскую власть против кулацко-эсеровской оппозиции, вошедшей в историю под названием антоновщины.
В четвертый том Собрания сочинений вошли повести и рассказы Николая Вирты, созданные писателем в 1947–1974 годы.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.
Сергей Наумов относится к тем авторам, кто создавал славу легендарного ныне "Искателя" 1970 – 80-х годов. Произведения Наумова посвящены разведчикам, добывавшим сведения в тылах вермахта, и подвигам пограничников.
В ночь на 22 июня 1941 года при переходе границы гибнет связной советской армейской разведки. Успевший получить от него документы капитан-пограничник таинственно исчезает вместе с машиной, груженой ценностями и архивом. На розыски отправлена спецгруппа под командованием капитана Волкова. Разведчикам противостоит опытный и хитрый противник, стремящийся первым раскрыть тайну груза.Роман является вторым из цикла о приключениях советского разведчика Антона Волкова.
В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха.
Повесть «Противостояние» Ю. С. Семенова объединяет с предыдущими повестями «Петровка, 38» и «Огарева, 6» один герой — полковник Костенко. Это остросюжетное детективное произведение рассказывает об ответственной и мужественной работе советской милиции, связанной с разоблачением и поимкой, рецидивиста и убийцы, бывшего власовца Николая Кротова.