Кольцо Анахиты - [34]

Нам принесли жареную рыбу с картошкой, но не пиво, а эль – как оказалось, здорово крепкий. Какое-то время мы молча ели, украдкой посматривая друг на друга. С каждым глотком мне становилось все грустнее. Ну почему, Дорогое Мироздание, у тебя такое странное чувство юмора? Почему ты подбрасываешь мне мужчину, который до безумия нравится мне с первого взгляда, и при этом я точно знаю, что моим он никогда не будет? Чтобы я в очередной раз прониклась своей ущербностью?

- Расскажи мне о себе, Света, - Тони отложил вилку, вытер губы салфеткой и осторожно коснулся моих пальцев. Я вздрогнула. – Я знаю только, что ты живешь в Петербурге, с детства дружишь с Люси и что ты не замужем.

Люси? Ну а почему бы, собственно, и нет? Люси так Люси.

- А что ты хочешь знать?

Отблески свечи мерцали в его глазах, как звезды дальнего космоса. У меня закружилась голова.

- Все, что ты захочешь рассказать.

- Ну хорошо, - я пожала плечами и допила эль. Не успела я поставить кружку, официантка уже стояла рядом со следующей. Я кивнула в ответ на ее немой вопрос, и здоровенная кружка тут же оказалась передо мной на столе. – Мне тридцать два. Я архитектор. Но сейчас у меня нет постоянной работы, только частные заказы. Живу одна. Да, не замужем, детей нет. Родители умерли.

- А раньше не была замужем?

- Нет. То есть… был гражданский брак. Четыре года.

- Гражданский брак? Ты имеешь в виду брак без регистрации или без венчания в церкви?

- Без регистрации. Венчают у нас только тех, кто уже состоит в официальном браке. Хотя, конечно, можно договориться и так, но это уже нарушение правил. Церковный брак без регистрации государство вообще браком не считает.

- Понятно. У меня тоже был такой гражданский брак. Пять лет жил с девушкой. Хотел на ней жениться по-настоящему, завести детей. Но она не хотела. Ей и так было хорошо. Она чувствовала себя свободной. Потом еще один раз почти уже совсем женился. На другой. Но… тоже не сложилось.

- Почему? Если не секрет, конечно.

- Не секрет. Она была из знатной семьи. Не очень богатой, но древнее Вильгельма Завоевателя[50]. А мои предки – самые простые крестьяне. Поэтому она очень сильно задирала нос и считала своим долгом учить меня жизни. Хотя была на десять лет младше. Мне, кстати, как Питеру – тридцать семь.

Хотя я и знала, что они учились вместе с Питером, все равно удивилась. Он выглядел моим ровесником, если даже не младше. У некоторых в этом возрасте уже внуки есть.

- Так что вот… Последние четыре года я один. Ну, не буду врать, не абсолютно один, есть знакомые, но все это несерьезно.

Мне как будто кулаком под ребра врезали. Да. Несерьезно. И мы с ним еще поедем на ярмарку. И еще куда-то он предлагал. И это тоже будет несерьезно. Хотя бы уже потому, что 31 августа в 14.00 ты, Света, сядешь в самолет и… Так что просто лови момент. Пусть для тебя это тоже будет несерьезно.

- Ну, а ты? – спросил Тони. – Почему ты рассталась со своим другом?

- Просто он был не мой человек. Сначала казалось, что очень сильно его люблю. Да, наверно, так и было. Но потом поняла, что мы просто живем в одном доме, каждый сам по себе. На самом деле он очень хороший, мы вообще не ссорились. И я о нем только самое лучшее вспоминаю, но…

- Но это ведь здорово – когда можешь вспоминать без боли, правда? - Тони накрыл мою ладонь своею. – Хотя все равно грустно, конечно.

- Да, это здорово, - согласилась я, радуясь, что он меня понимает. – Кстати, если бы не он, я бы сюда не приехала. У меня же нет постоянной работы, постоянного дохода, и он согласился быть моим спонсором. Фиктивно, конечно, но иначе мне, наверно, не дали бы визу.

- Так, значит, я должен быть ему благодарен.

Тони, Тони, зачем ты это делаешь? Зачем ты так ведешь себя со мной?

- И что, сейчас у тебя никого нет?

- Никого. Уже третий год.

Наверно, мне не стоило этого говорить. Наверно, я поставила себя в заведомо зависимое положение, но играть в какие-то глупые игры не хотелось.

- А можно спросить – почему? Не поверю, что тобою никто не интересуется.

- Скорее, я никем не интересуюсь.

- До сих пор переживаешь?

- Нет. Просто… никто не нравится, наверно. А может, боюсь опять сильно влюбиться и через какое-то время понять, что снова ошиблась. После этого не обида, не разочарование, а ужасная пустота.

- Ты странная женщина, Света. Обычно люди не хотят любить, потому что боятся быть брошенными, отвергнутыми. А ты – наоборот, боишься разлюбить сама.

- Да, наверно, странная. Что делать?

Он не ответил, потому что снова подошла официантка с кружками. А когда она исчезла, мы заговорили уже о другом. О чем попало – о религии и истории Англии, о футболе и любимых блюдах, о соцсетях и о котиках (как же без котиков-то!).

- Слушай, а как мы обратно поедем? – спохватилась я, слизывая с губ пенные усы.

- На такси.

- А машина?

- А что ей сделается? Завтра приеду на автобусе и заберу. Мне все равно сюда по делам надо.

- Вот любопытно, а почему ты ничего не спрашиваешь о России? – поинтересовалась я. – Не интересно, или это какая-то… непристойная тема?

- А что я должен спрашивать? – усмехнулся Тони. – Как поживает мистер Путин? Так вряд ли ты с ним лично знакома. Что еще? Про медведей, как Салли? Про санкции? Про Крым и Украину? Наверно, мне было бы интереснее спросить у австралийца про утконосов и кенгуру. Нет, конечно, сначала мы спрашивали что-то у Люси, но вряд ли ты сейчас расскажешь что-то такое, чего я еще не знаю и о чем очень хотел бы знать. Понимаешь, Света, во всем мире есть только две страны, граждане которой свято верят: весь мир, просыпаясь утром, первым делом думает: «а что там у русских или у американцев?». Но ты не переживай, когда-то и англичане думали, что весь мир заботят только их дела.