Коко Шанель - [91]

Кандидатура Шанель, многим кажущаяся сейчас странной и нелепой в роли переговорщика, на тот момент вполне вписывалась в стратегию Шелленберга: «Такие переговоры ни в коем случае нельзя вести по официальным дипломатическим каналам; для этого следует использовать политическую разведку. В случае неудачи участников переговоров можно дискредитировать и бросить на произвол судьбы. С другой стороны, для противной стороны важно знать, что лицо, с которым она будет иметь дело, на самом деле имеет за собой авторитетных покровителей… Отныне большая часть моих помыслов и усилий была направлена на то, чтобы вызволить Германию из тупика войны на два фронта. Конечно, тогда я еще был слишком большим идеалистом и твердо верил в успех своего дела. Действительность же заставила меня пережить одно разочарование за другим, длинная цепь которых слишком редко прерывалась вспышкой надежды». Шелленберг утверждает, что в середине 1942 года Черчилль был готов на неофициальные переговоры. Впрочем, Гитлер со своей стороны не был готов к мягким решениям: «Если англичане захотят говорить с нами, то сначала пусть заявят о прекращении сопротивления».

В 1943 году Муссолини, незадолго до своего свержения, обнаружил разветвленную сеть немецкой разведки у себя под носом. По стране прокатилась волна арестов, а Гитлеру высказали большое неудовольствие, вследствие чего тот запретил всякую разведывательную деятельность в Италии. Шелленберг, несмотря на запрет, снова наладил там агентурную работу. На предложение вывести немецкие войска из Италии, поступившее от нового правительства, Гитлер ответил отказом. «Не был дан приказ ни об отходе, ни о превентивном выступлении. Вместо этого Гитлер в начале августа 1943 года отдал приказ о подготовке операции по освобождению Муссолини и аресту всех, причастных к государственному перевороту».

Ситуация в Италии в авантюре Габриэль сыграла существенную роль, ведь «шляпница» попыталась привлечь к себе в помощницы Веру Бейт-Ломбарди, которая куда лучше знала Черчилля и была вхожа в высшие круги английского общества. Вера в то время проживала в Риме, но момент, когда Габриэль решила воспользоваться помощью подруги, был не самым благоприятным для этого. Муж Веры, преданный фашистской партии, приближенный Муссолини, после свержения дуче скрывался. Она волновалась и не зря: Италия давно уже не представляла собой райского острова; Веру могли преследовать как фашисты, несколько лет подозревавшие ее в шпионаже в пользу британской разведки, так и новые власти, знавшие о политических пристрастиях ее мужа. Письмо от Габриэль с просьбой к Вере приехать в Париж напугало последнюю — она была уверена, что ее пытаются выманить из Рима и вывезти в Германию, что Габриэль не сама писала письмо, а под давлением нацистов. Вера категорически отказалась выезжать куда-либо из Рима. Буквально на следующий день ее арестовали, вменив ей в вину многолетний шпионаж в пользу Великобритании. В тюрьме Веру продержали всего неделю, так как Шанель настаивала на необходимости взять подругу с собой в Мадрид. Фактически силой напуганную мадам Ломбарди все-таки посадили в поезд, отправлявшийся в Париж — конечно, не одну, а в сопровождении высокопоставленных немецких офицеров.

В отеле «Ритц» Вера с облегчением узнала, что письмо ей действительно писала Габриэль. Однако Мадмуазель не стала раскрывать карты, боясь реакции Веры. По ее легенде, они ехали в Мадрид вовсе не искать встречи с Черчиллем, а для открытия ателье и бутика Шанель. Габриэль требовалась помощь опытной подруги — одна она не справится. Вера поверила. Ее пребывание в Париже было коротким. Они жили бы в добром согласии и почти без всяких осложнений, если бы не часто возникавшее у Веры впечатление, что всякие внешние контакты ей запрещены. У Габриэль всегда находились аргументы. Мися? Мися больна, Миси нет и, кстати, пользоваться телефоном рискованно, лучше ничего не предпринимать. Не подавая виду, она следила за тем, чтобы Вера общалась только с ней. Вскоре обеим женщинам выписали пропуска и отправили в Мадрид. А вот там Габриэль пришлось рассказать Вере всю правду — правду, от которой у той побежали мурашки по коже. Позже Шанель называла поступок Веры предательством, хотя по сути она никого не предавала. Но Габриэль в свойственной ей манере назвала Веру недоверчивой и неблагодарной. Да, Вера поспешила уехать из «Ритца» в Мадриде, а там рассказать о случившемся послу Великобритании, попросив посодействовать ее возвращению в Рим для воссоединения с мужем. В сложившейся обстановке Вере категорически не советовали больше общаться с Шанель. Тем не менее Габриэль в отчаянии ждала в Мадриде сигнала от Черчилля или хотя бы обещаний передать ему от нее письмо. Но Черчилль после болезни уехал в Марракеш, надежды на встречу не осталось. Судя по всему, письмо от Шанель ему так никогда и не передали.

В декабре 1943 года Шанель снова побывала в Берлине — на сей раз с отчетом о провале операции. В связи со «шляпной» авантюрой вопросов возникает довольно много. В частности, кто все-таки стоял за Габриэль, почему Момм взялся за дело, почему Шелленберг одобрил предложенный план, кто писал письмо для Черчилля, почему никто не поплатился за провал операции (фактически на него попросту закрыли глаза). Объяснить сразу всё (или почти всё) может лишь одно имя: герцог Вестминстерский. Если он являлся инициатором всей авантюры, то становится ясно, откуда у Шанель взялась странная идея бороться за «мир во всем мире». Становится понятно, и почему Момм позволил ей так быстро себя уговорить и почему Шелленберг дал «добро», а потом стерпел ее каприз в виде Веры Ломбарди. План герцога Вестминстерского провалился, но Шанель никто в этом не винил — пешку в чужой игре просто смахивают с шахматной доски и продолжают игру крупными фигурами. На допросе Шелленберг признал, что вся затея со «шляпницей» была нелепицей: Шелленберг не очень хорошо знал те круги, в которых вращался Уинстон Черчилль. Что же касается попытки установить контакт с английским правительством при посредничестве Коко Шанель, то это была чистая нелепость. Учитывая сильное желание Шелленберга провести переговоры о сепаратном мире любым возможным способом, неудивительно, что он согласился использовать и бывшую подружку герцога Вестминстерского. Несмотря на неудачу, постигшую Габриэль, она до самой смерти Шелленберга в 1952 году писала ему письма. Более того, его лечение в Швейцарии, а также похороны оплачивала именно она.