Коко Шанель - [84]

После смерти Ириба и вследствие последовавших затем событий пристрастие Габриэль к морфию усилилось. В мире художников и литераторов того времени это не было чем-то удивительным: тот же Кокто безуспешно пытался лечиться от зависимости, Мися чуть не в открытую делала себе уколы, и Габриэль знала, чем это чревато. Тем не менее стресс давал о себе знать: без укола наркотика она не могла уснуть. Оставаться на ночь в оборудованных апартаментах на третьем этаже на улице Камбон у Габриэль не получилось. Она честно признавалась, что ей там страшно. В номере отеля «Ритц» страх отступал: вечная суматоха гостиницы спасала от одиночества. В какой-то степени жизнь Габриэль соответствовала духу эпохи: предгрозовое состояние, когда тревогу на душе приглушает сон, а днем — суета, карнавал, натянутые улыбки, лишь бы не вспоминать, не думать о причинах беспокойства. Мода следовала по пятам за настроениями публики. Теперь, когда Париж веселился ночи напролет на балах-маскарадах, возродились к жизни прекрасные платья с обнаженными плечами, кринолины с узкой талией, платья с турнюрами, вуали, усыпанные блестками, головные уборы, украшенные лентами или петельками из фая.

Всемирная выставка проходила в Париже в 1937 году с 25 мая по 25 ноября под лозунгом: «Искусство и техника в современной жизни». В предыдущей выставке 1925 года впервые принимал участие СССР, а Германия, напротив, ее проигнорировала. На сей раз представлены были обе страны, причем они же являлись основными претендентами на Гран-при. Приняли участие и США, не выставлявшиеся в 1925 году. Количество стран увеличилось с прошлого раза практически вдвое, но эта выставка стала последней. Именно тогда впервые перед публикой предстала скульптура Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», ставшая символом советского павильона. Ощущения были странные — смеси праздника и дурных предчувствий. Германия, чей павильон будто в насмешку возвышался над французским, активно вооружалась. В Испании бушевала гражданская война, в СССР свирепствовал Большой террор. Во Франции были распад Народного фронта и новые, уже слабосильные забастовки, над которыми правые только потешались. Обо всем этом на время позволяла забыть грандиозная выставка, ее развлечения, демонстрации мод, шеф-повара в колпаках, специалисты по винам в черных фартуках, рестораны через каждые сто метров. Советский Союз получил массу наград: Гран-при, золотые и серебряные медали.

Что касается моды, то дефиле организовали на террасе Клуба птиц и в павильоне Элегантности, где выставлялась секция дамских нарядов. Шанель, конечно, принимала в нем участие. Сохранилось множество набросков самой Габриэль и ее моделей, сделанных художником Кристианом Бераром. На них мы видим летящие, воздушные, открытые платья с вуалью на шляпах или спущенной на обнаженные плечи. Не обошлось и без затейливых украшений: большие браслеты на тонких запястьях, ожерелья, серьги — все это великолепно подчеркивало наряд, который представлял собой им полную противоположность. Художнику удалось передать самую суть предвоенной моды, яркой, но при этом лишенной тяжеловесности. Берар приобрел известность как художник сюрреалистического направления, первая выставка этого истинного эстета прошла, когда ему было всего 23 года, в галерее «Пьер» в Париже. Позже он работал в качестве иллюстратора для Эльзы Скьяпарелли, Нины Риччи и Коко Шанель.

В секции «Дамские наряды» представлялись не только платья, но и парфюмерия, меха, аксессуары, шляпы, перчатки, сумки. Основным организатором секции, отвечавшим за ее подготовку и функционирование, была семидесятилетняя Жанна Ланвен — еще одна знаменитая француженка-модельер. Интересно, что еще в 1907 году эмблему ее Дома рисовал не кто иной, как Поль Ириб. Дом моды Ланвен, располагающийся неподалеку от Дома Шанель, является самым старым Домом мод, работающим по сей день. Итак, мадам Ланвен взялась за дело. Ее стиль чувствовался повсюду: она сразу поставила условием то, что все секции павильона будут сведены в единое целое, в частности не будет разделения на «мужскую» и «женскую» половины. Официальный гид по выставке описывал этот раздел следующим образом: «От самого входа создается впечатление свежести и легкости: стены выкрашены в небесно-голубой цвет. Вся концепция — изысканная, под стать Парижу, городу непревзойденной элегантности. Гость чувствует, что попал в город мечты. Чтобы нарушить монополию обычных выставок, на этой выбор сделан в пользу привлекательной и артистичной презентации нарядов и мехов. Манекены терракотовых оттенков воспроизводят жизнь женщины, ее реальный силуэт». Голубой был любимым цветом Жанны Ланвен, чтобы добиться нужных оттенков голубого, она начала красить ткани, для чего даже открыла специальную фабрику.

Шанель не получила на выставке наград, но произвела впечатление. Она всюду появлялась под руку с Кристианом Бераром. Ее платье было таким воздушным, что все спрашивали, что это за бледная пена, что за цветочное облако, обернувшее бедра Габриэль. Легкость была одним из ее секретов. Габриэль выставляла ее напоказ, словно вызов, словно колдовство, секрет которого был ведом ей одной. Нет, она не позволит свалить себя — и она прогуливалась по улицам Выставки в дымке органди, с диадемой из цветов, как Диана с полумесяцем, охваченная желанием победить. Если бы не контраст между веселым взглядом и подобием улыбки, которая выдавала такую горечь, что хотелось плакать, можно было бы подумать, что Габриэль излечилась. Но до этого было далеко: она просто скрывала свои чувства. Летом 1937 и 1938 годов она ездила в «Ла Паузу», где принимала гостей: Мисю, Реверди, Сальвадора Дали. Последний не раз бывал в «Ла Паузе» и даже имел там студию — в розовом домике в глубине сада. В Монте-Карло пытались возродить «Русские балеты». Отдавая дань своему долгому «славянскому» периоду, Габриэль приехала и туда, повидать старых друзей, снова встретиться с великим князем Дмитрием.