Коко Шанель - [53]

Именно после второго замужества Мися стала настоящей «королевой Парижа». Ее рисуют все выдающиеся художники того времени; Мися купалась в роскоши — муж заваливал ее подарками и даже купил яхту, которую назвал в ее честь. Семейная жизнь с Эдвардсом начала разрушаться, когда он в 1906 году влюбился в молодую актрису Лантельм, игравшую в его пьесе главную роль. Брак официально распадался в 1909 году, но за год до развода Мисю познакомили с испанским художником Хосе Марией Сертом, который, как и Бой для Коко Шанель, стал для нее любовью всей жизни. Она не была ни меценатом, ни по большому счету знатоком. Она была чем-то гораздо более редкостным — настоящей Музой. Женщиной, которую завоевывали, которую рисовали, которой посвящали стихи и музыкальные опусы. Ей приписывают фразу: «Я не уважаю искусство, я его люблю». Правда, при всей своей активной деятельности мецената Мися порой относилась к произведениям своих друзей слишком легкомысленно — даже обрезала заказанные у них полотна под устраивавший ее размер. Вот уж поистине, любила, но не уважала… Она не уважала и даже выбрасывала, например, наброски Тулуз-Лотрека. И письма Пруста, которые не распечатывала, потому что заранее знала, что они длинные и скучные. Одну связку таких нераскрытых писем потом подарила кому-то, кто оказался по счастливой случайности вовсе не ее поклонником, а его.

Когда Шанель и Мися познакомились, последняя была на пике своей популярности — она помогала всем и вся, Париж еще лежал у ее ног. Позже они поменяются ролями, и Коко, став королевой моды, будет поддерживать Мисю…

Глава пятая. Трагический успех

В первой половине 1918 года во Франции прошла очередная волна протестов и забастовок, которая постепенно сошла на нет, так как появилась реальная надежда на победу. Несмотря на определенные трудности, в целом Франция, как и Великобритания, в отличие от других стран, вовлеченных в войну, могла рассчитывать на продукты из колоний и Америки. Из-за блокады другие европейские страны (включая Германию) таких возможностей не имели. К тому же, благодаря продовольственным карточкам, беднота получила доступ к таким продуктам, к которым у них не было доступа до войны. Существовали специальные выплаты для замужних женщин, чьи мужья ушли на фронт. Впервые они могли распоряжаться деньгами, которые ранее часто тратились мужчинами на алкоголь. На самом деле, потребление алкоголя в тылу резко сократилось (на фронте вино продолжали активно раздавать солдатам) по двум основным причинам: принимались антиалкогольные меры, такие как запрет абсента в 1915 году, а также резко выросли цены.

К июню немцам удалось в последнем отчаянном натиске прорвать линию обороны и, взяв 50 тысяч пленных, встать всего в шестидесяти пяти километрах от Парижа. Столицу начали постоянно бомбить. Чтобы город сверху было сложнее разглядеть, уличные фонари закрашивали синей краской. При таком жутковатом освещении жителям ходить по Парижу стало неуютно. В марте 1918 года парижан потрясло непонятное событие: двадцать третьего числа на город упало 18 бомб, унеся жизни пятнадцати человек и ранив тридцать, при этом никаких летательных аппаратов в небе не было. А случилось вот что: немцы соорудили пушку с невиданной дотоле дальнобойностью. Еще большая трагедия случилась 29 марта: снаряд попал в церковь Сен-Жерве, что позади ратуши, как раз во время службы на Страстную пятницу. Погибли около ста человек и столько же были ранены. Но самое большое воздействие пушки, прозванные «парижскими» или «колоссальными», должны были оказывать на психику населения. Первые обстрелы и правда напугали парижан, но в целом цели своей не достигли. Бомбежки вызывали не только страх. В одном из подвалов Парижа был организован театр «Abri» («Убежище»), где спектакли не прерывались на время обстрела, поэтому многие зрители шли сразу туда, чтобы его переждать.

При вое сирены парижанкам приходилось скорее бежать в укрытие: не каждый день и не все заранее шли в театр переждать обстрел. Поэтому Шанель сделала для своих клиенток специальные пижамы, в которых не стыдно было пробежаться по улице, выскочив туда из дома и не имея времени приодеться заранее. Проживавшие в отеле «Ритц» спускались в подвал отеля, им тоже хотелось выйти из номера приодетыми. Габриэль сразу предложила им пижамы из атласа на манер мужских: широкие штаны и рубашки. Сверху можно было накинуть еще одно изобретение Коко. Она сшила прорезиненные плащи-дождевики на манер шоферских: эти плащи были снабжены широкими карманами и быстро застегивались (напоминает послереволюционные женские кожанки в России, не от Шанель, но тренд налицо). Коко шила их черного, белого, розового и синего цвета. Во время войны женщины, доселе обладавшие пышными формами, похудели и, как говорила одна из клиенток Шанель, «стали такими же худыми, как Коко», поэтому одежда, которую когда-то она придумывала под свою совсем немодную фигуру, стала подходить многим.

Пижамы прижились — уже летом 1918 года в них дефилировали по набережным французских курортов. Их считали шокирующими, но таково было влияние Шанель — к середине двадцатых они стали популярными среди богатых женщин. Один из знаменитых курортов Лазурного Берега, Жуан-ле-Пен, даже прозвали «Pyjamaland» на английском и «Pyjamapolis» на французском. Однако саму Шанель именно там не пустили в казино в пижаме, наставительно заметив, что мало быть просто одетой, надо быть хорошо одетой. Впрочем, это Габриэль совершенно не смутило. Любопытен еще один случай: распространение пижам в качестве одежды, в которой запросто можно ходить по улице, привело к тому, что в одной из британских начальных школ директору пришлось попросить мамаш не приводить детей, будучи одетыми в пижамы — этим, считал он, женщины подавали ребятишкам плохой пример.