Коко и Игорь - [5]

Уверовав в свою счастливую судьбу, Коко вычеркнула из памяти прошлую жизнь и преобразилась, стала совсем иным существом. Она использовала людей, и люди использовали ее. Она постигла, как действовать в бизнесе, чтобы добиться успеха. Все, чего она достигла, — результат тяжелого труда. Никто не работает так напряженно, как она, в этом Коко уверена. И вот итоги — ее магазин процветает, за ней тянется шлейф из очарованных ею мужчин, среди своих клиентов она видит нескольких богатейших женщин Франции. Неплохо для сиротки, думает Коко. Она станет знаменитой. Выйдет из тени. Эти дамы еще ее узнают!

Нервозность Коко испаряется, сменившись оживлением. Она чувствует себя гораздо увереннее. С равнодушным взглядом она холодно пожимает руки некоторым знакомым, не обращая внимания на их усмешки.

Самое странное, что она вовсе и не собиралась сюда идти. Обычно она сопровождает Шарля Даллина, который отказывается быть довеском в компании ее учительницы танцев, Кариатис, и ее богатого любовника, немца фон Реклинхаузена. Но когда-то надо начинать, и Коко радуется представившейся возможности. Для нее этот вечер — своего рода дебют.

Сидящий рядом с ней Шарль внимателен и нежен. Он — актер, долгое время Коко нравилась его игра, и она издалека обожала его. Познакомившись с ним поближе, она уже не находит его столь интересным, как прежде. В сущности, считает Коко, он весьма ординарная личность. Когда Шарль не на сцене, он не может произнести ничего остроумного. Всегда запаздывает с ответами на остроты других. Он — всего лишь часть сцены.

В этот вечер Коко чувствует себя участницей некой сенсации. Кариатис является без шляпки, с жестоко обкромсанными волосами. С трудом сдерживая восторг, Коко спрашивает:

— Моя дорогая, что вы натворили?

Кариатис объясняет: несколько дней назад, будучи отвергнутой мужчиной, который ей очень нравился, она напала на свои волосы с острыми ножницами. Затем ей пришлось совершить некий жест, а именно: связать локоны лентой и привесить их на гвоздь на двери этого человека.

— Все равно волосы были слишком длинными.

— Но теперь вы похожи на Жанну д’Арк, — говорит Коко.

— Я знаю и собираюсь сыграть эту роль до конца.

Коко трепещет, видя реакцию толпы на Кариатис. На нее смотрят тысячи глаз. Сидя рядом с Кариатис, Коко, торжествуя, понимает, что они обе — причина скандала. И готова этим воспользоваться.

Даллин, сидящий с другой стороны, видит, как далеко зашла игра. Коко обычно считала, что она его сопровождает. Однако теперь все переменилось.

Коко просит Шарля подержать ее программку. Она понимает, что за ней наблюдают. И пока Кариатис что-то нашептывает ей на ухо, она, чуть помахивая веером, разглядывает в лорнет публику.

Естественно, жужжание разговоров постепенно стихает. Коко видит Сергея Дягилева, импресарио Русского балета, который, приготовившись к аплодисментам, сидит в первом ряду. Дирижер и концертмейстер первых скрипок кивают друг другу. Медленно гаснет свет.

Из темноты выплывают звуки фагота. Повторяется мелодия из шести нот. Она быстро растворяется сначала в чем-то похожем на щебетание птиц, затем в скрипе и скрежете. Всплеск в группе деревянных духовых, суета у струнных — и тут вступает вся мощь меди. Могучая волна звуков.

Перемена столь внезапна, что Коко подпрыгивает. Все инструменты оркестра соединяются в порывистом диссонирующем аккорде. Судорожный ритм пугает Коко. Ничего подобного она еще никогда не слышала. Звуки непредсказуемо сталкиваются и заставляют вибрировать воздух. Коко ожидала чего-то необычного, но к такому она была не готова.

Затем у задника, изображающего степь и небо над нею, появляются двенадцать одетых в черное нимф с волосами цвета льна, они создают живую картину. Встав в самую простую позицию — колени сдвинуты, плечи подняты, — танцоры неловко покачиваются.

Одна из танцовщиц делает неприличный жест. Коко шокирована. Другие актеры воют и взвизгивают. Публика топает ногами. Когда танцовщицы, делая грубые движения, объединяются, зрители начинают шипеть. Недалеко от Коко встает пожилая дама, ее тиара почти свалилась с головы.

— Это позор!

Танцоры продолжают кружиться по сцене и, собравшись вместе, прыгают в натянутое сукно. Музыка резко подчеркивает движения их рук.

— Это так по-славянски, — замечает Кариатис.

Один из иностранных послов, сидящий в ложе, начинает громко хохотать. От того, что происходит на сцене, Коко приходит почти в детский восторг.

Поднимается с места какой-то мужчина и призывает всех умолкнуть. Дама в соседней ложе бьет по лицу соседа, который начал шипеть. Еще один человек в ярости кричит:

— Заткнись, сука! — направляя свое оскорбление одной из самых утонченных и прекрасных женщин Франции.

— Это Флоран Шмит, — шепчет Кариатис. — Я видела у него фотографию композитора — он там обнаженный! — В сознании учительницы танцев мелькает образ обнаженного Стравинского, упершего руки в боки, он стоит на маленькой деревянной пристани, брачный инструмент — в профиль, ягодицы крепкие, мускулистые, на заднем плане виднеется белый конь.

Коко смеется, пораженная тем, что в высшем свете циркулируют подобные вещи. Чем выше социальный уровень, тем больше развращен человек, хотя бы в мыслях.