Коко и Игорь - [48]

Шрифт
Интервал

— Она говорила что-нибудь обо мне?

— Прямо не говорила.

— Она знает?

— Не думаю. Она не уверена.

После паузы Коко произносит:

— Итак?

— Что?

— Что ты собираешься делать?

— Я не уезжаю, если ты это имеешь в виду.

— Ты уверен?

Он не уверен, но он живет настоящим моментом.

— Я не могу. — Он осознает, насколько наполнена, насколько насыщенна жизнь с Коко, он никогда не испытывал ничего подобного.

— Хорошо. — В ее взгляде — лишь кротость и доверие.

— Хорошо, — эхом откликается Игорь и улыбается. Для него все еще чуждо понятие адюльтера. Непростительно, невозможно этим гадким словом называть любовь. Адюльтер — это то, что совершают другие. — Я никуда не уеду, — говорит он. Затем после паузы: — В том случае, если ты хочешь меня.

— Хочу и очень сильно. — И это видно по ее глазам.

В молчании, последовавшим за этими словами, Коко снова придвигается к Игорю. Она ощущает запах духов, капля которых попала на его кожу. Он чувствует, как жжет это место, как сладок аромат. Коко шепчет его имя. И слыша это из ее уст, он чувствует, что безраздельно владеет ею. Они снова целуются. И медленно поддаются безудержной страсти.

Позже эпическая музыка, которая раздается из студии Игоря, заполняет все комнаты дома. Ее гармонии проникают в облака, плывущие над садом. Мягкий летний бриз подхватывает ее жизнерадостную, самоуверенную бодрость.


Коко в своей студии рисует куб. Несколькими штрихами добавляет к нему короткую шейку и овальную пробку. В основании появляется восхитительное углубление — единственная кривая линия во всем рисунке. Затем на белом фоне Коко большими черными буквами выписывает свое имя. Склонив набок голову, она посасывает кончик карандаша. Ей хочется чего-то простого. Ничего вычурного. Простая прямоугольная бутылочка чистых линий.

Коко не может терпеть такие экзотические названия, как «В ночи», «Сердце безумия» или «Дочь китайского короля». Ей кажется, что все эти названия глупы и претенциозны. Она хочет чего-то более таинственного, чего-то простого, но загадочного. Чего-то сильного. Может быть — цифру. Ее любимую цифру: пять.

Коко знает: это будет первый случай, когда кутюрье ставит свое имя на флаконе. А почему бы и нет? В конце концов она создала эти духи. Почему бы людям не знать, кто их автор? Это не бахвальство, это естественная гордость.

Первые отзывы клиенток весьма многообещающи. Бо был прав: духи им нравятся: запах ненавязчив и сохраняется весь вечер. И, кажется, что также важно, духи нравятся их мужьям и любовникам. Если мужчинам приятно вдыхать этот запах, занимаясь любовью, решает Коко, успех духам — гарантирован.

Внизу, в холле, Игорь вынимает пластинку из конверта, кладет ее на диск граммофона и замечает, что поверхность пластинки слегка волнообразная. Он поднимает рупор граммофона, ставит ручку в нужное положение. Касаясь пластинки, иголка издает легкий скрип. Игорь следит за бороздками, с которых слетают звуки музыки. Божественные Франц Шуберт, бетховенский Хаммерклавир. Концерт для клавесина Баха.

Наверху Мари подает Екатерине стакан с водой. Екатерина садится, благодарно улыбаясь.

— Надеюсь, музыка не мешает вам спать, мадам.

— Я должна много спать, чтобы продлить свою жизнь, Мари.

— Надеюсь, вы себя лучше чувствуете.

— Немного лучше, спасибо.

— Могу я подать вам что-нибудь еще?

Екатерина садится.

— Нет, но скажите мне, — она отпивает воду, — как долго вы работаете у мадемуазель Коко?

— Больше двух лет, мадам. — Мари складывает руки на животе.

— И вы находите, что она хорошая хозяйка? — продолжает выпытывать она.

— Что вы хотите сказать, мадам?

— Ну, она честная и справедливая? — Екатерина чувствует, что Мари колеблется, и смеется, чтобы обезоружить ее. — Не тревожьтесь, я не собираюсь шпионить за ней.

— Она хорошо к нам относится. И Сюзанн она очень нравится, — добавляет Мари для убедительности.

— Она может быть очень щедрой, я знаю.

— Да. Может.

— Она заслуживает хорошего мужа.

— Я тоже так думаю.

— Но она современная женщина.

— Современная, да, — соглашается Мари с некоторым беспокойством.

— Знаете, что я имею в виду — независимая.

— Очень.

Екатерина чувствует, что зашла в тупик. И будто загнала себе под кожу занозу. Она решает говорить более откровенно.

— Иногда мне становится интересно… — Она нервничает и не может закончить фразу. — Мне интересно, насколько она моральна. — Ну вот. Вот она и сказала.

Мари кажется, будто у нее в руках раскаленный кирпич.

— Простите, мадам?

Мари прекрасно понимает, куда ведет беседа, и ей это не нравится.

— Ну как у нее с моралью? — неловко спрашивает Екатерина. — Вот, что я имею в виду.

Мари чувствует, как за ней разверзается пропасть и какие-то твари хватают ее за пятки.

— Ну, мадам, все зависит… — Она осторожно подбирает слова.

— Зависит от чего?

— После войны многие понятия изменились…

— Изменились?

Мари теребит пальцами подол. Ей не хочется ввязываться в неприятности. Будто что-то сдавило грудь.

— Я совсем не понимаю, чего вы от меня хотите, мадам. — Мари решает выиграть время.

В глазах Екатерины ярость.

— Я хочу, чтобы вы сказали мне правду. — Внезапно между ними исчезает социальная дистанция. Екатерина обращается к Мари, как женщина к женщине.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.