Кокаин - [39]

В шкафу Людовика XV сверлячок проделывал свою монотонную работу. Тито припомнил, что у него на родине червячка этого называют «часами смерти», потому что верят, что шум его это предвестник близкой агонии.

Тогда как это — любовь. Это любовная дуэль: два червячка разного пола бьются головою об стенку своей garçonniere[18].

«А люди убивают их, потому что они паразиты, — думал Тито. — Не есть ли человек самый ужасный вид паразита?

Мод, Кокаина!

Кокаина — такая ужасная и в то же время необходимая женщина; яд, который убивает и оживляет; женщина, к которой я прицепился, как паразит…»

«Все мертво вокруг нас, — думал дальше Тито. — Мы живем за счет всего умирающего.

Жить, что за тоска! Видеть людей… Как была бы хороша жизнь, если бы не было людей! Видеть птиц, как они размножаются на свободе; леса в городах; траву, растущую на столиках кафе; грибы, растущие на пергаментах библиотек; молнию, ударяющую в опустевшие брачные ложа… Человек умудрился придавать направление даже молнии!»

Всю ночь Тито предавался подобным размышлениям и не мог сомкнуть глаз. Наконец город постепенно начал оживать. Тито встал и оделся. Позвал услужающего и приказал уложить сундуки. Затем заказал место на первом, отходящем в Европу пароходе.

— На сегодня будет очень трудно, — осмелился, было, швейцар. — Все же я позвоню в Буэнос-Айрес.

— Если все каюты распроданы, — заметил Тито, — швейцар большой гостиницы всегда умудрится найти еще одну, и притом самую лучшую.

Несколько часов спустя, когда Кокаина вошла без стука в комнату Тито, она застала тут даму англо-саксонского типа, которая намыливала свое тучное тело.

Мод извинилась перед удивленной дамой и позвала лакея.

— Il caballero оставил гостиницу полчаса тому назад.

Мод промолчала.

— Но так как, — добавил услужливо лакей, — пароход уходит только под вечер, то, если вам будет угодно, я могу на автомобиле через восемь часов доставить его сюда.

— Подайте мне, — ответила Мод, — тартинки с маслом.

Лакей собирался уйти, Мод удержала его:

— И меду.

XI.

Море было спокойно.

На палубе Тито сейчас же познакомился с известным венгерским ученым и полиглотом, который во время разговора плевался так, как это обычно делают портьерши да взбудораженные гусеницы. Этот ученый занимался исследованием веса органов женщин разных стран и народов.

Немка: сердце — один килограмм; мозг — 825 граммов; рост — 1,70…

Австриячка: сердце — 950; мозг — 850; волосы — 65 сантиметров.

Южная американка: селезенка…

Затем он познакомился с одной испанкой из Гренады, которая по ошибке зашла в его каюту.

Ошибка эта стоила Тито двести пезет.

— Хорошая печень у этих испанок! — сказал Тито ученому венгерцу.

— Почти два кило, — ответил ученый.

У этого ученого, как у сказочного короля, было две дочери, которые были очень похожи одна на другую: сразу было видно, что это дочери одной матери. Одна довольно полная, цветущая, круглая; другая — поменьше и тоньше; в общем они походили одна на другую, как апельсин на мандарин.

Тито вел обыкновенную жизнь пассажиров океанского парохода: высчитывал местонахождения судна, расспрашивал команду о широте и долготе, наблюдал за тучами на небе, сверял свои часы с пароходными, приставал с пустыми вопросами к радиотелеграфисту, вдыхал морской воздух и пил коктейль. Когда пароход проходил мимо Бразилии, он искал бабочек, которых видел у прекрасной армянки; под экватором принимал участие в празднестве, а у берегов Сенегалии сошел на сушу, чтобы посмотреть на потомков негров под открытым небом.

У одного чилийского торговца обезьянами, попугаями в щеглами Тито купил в первый же день обезьяну, которую затем возвратил ему, а торговец принял ее с благодарностью. Говорят, что есть обезьяны, которые таким образом совершали по нескольку раз переходы из Америки в Европу, потому что почти все путешественники возвращают их к концу морского пути.

Тито представляли одной даме, с которой он вел, как в подобает для первого знакомства, серьезные разговоры.

— Как это могло случиться, сударыня, — спросил он ее, — что у вас есть уже такой большой сын?

— О, я вышла замуж, когда была еще ребенком.

Барышня, голландка, с которой познакомился затем Тито, тоже по ошибке зашла в его каюту и облегчила ему переход через экватор.

Дама, имеющая взрослого сына, тоже пополнила список его временных спутниц жизни на океанском пароходе.

Несмотря на то, что Тито чувствовал некоторое угрызение совести, что покинул Мод, все же ел он с большим аппетитом. Есть люди, которые, страдая нравственно, лишаются аппетита: нравственные страдания отражаются у них на желудке; Тито же, наоборот, когда страдал от любви, ел за двоих.

В минуты раздумья Тито вспоминал свои печальные одинокие прогулки по Парижу и представлял себе Мод, которая все еще занимала его сердце.

Однажды вечером он сидел в курительной комнате против дамы, ноги которой, облаченные в тонкие светло-серые чулки, сверкали точно только что вытащенные из воды рыбки.

— Что вы делаете? — спросила его дама.

— Молюсь, — ответил Тито.

— Мне кажется, что смотрите на мои ноги! — запротестовала дама, делая ему l’oeil en coulisses[19].

— Мы, атеисты, так именно молимся.