Кока-гола компани - [99]

— Что это она настучала? тихонько спрашиваю я. Всегда неприятно, если тебя гоняют как сучку и распекают за что-то, чего ты не знаешь.

— Ну поздравляю, Айзенманн! 10 тебе гребаных баллов! (Вот сейчас папа Ханс говорит голосом Симпеля.) Она втерлась в наши ряды, ты сечешь? Она же коллега Берлица, который работает в школе Лониля, а он в свою очередь друг Ёрана Пердссона… папаши Спидо. Она на хуй втерлась в наши ряды через этого придурка Спидо, который полдесятилетия не трахался. Ты сечешь? Он бы, еб твою мать, с радостью отдался бы гребаному Аттиле, если бы ему посулили близость и человеческое тепло. Ну что бля за идиот. А ты на хуй не многим лучше, взял да и выпустил сучью рыбку из сетей! Ах, еб твою мать! Нет тебе прощения, Айзенманн, ты должен должен должен был знать о ней! Всегда нужно держать ухо востро в клубке своих сраных друзей! Да сколько же раз нужно это повторять? В любой момент все и вся за тобой на хер следят, и твой единственный шанс — следить за всеми в ответ! То, что случилось с училкой Лониля, это же все было на первых полосах все последние недели! В МОЕЙ ГОЛОВЕ НУ ПРОСТО НЕ УКЛАДЫВАЕТСЯ, КАК ТЫ СУМЕЛ ПРОХЛОПАТЬ ВСЮ ЭТУ ИСТОРИЮ?

— Но мне же никто этого не рассказывал. Вы же могли бы по крайней мере упомянуть эту историю на рабочем совещании… разве не для этого вообще проводят рабочие совещания..? Да я и вспомнил-то, кто она такая, только когда уже был на улице, обиженно говорю я.

— ЗАТКНИ ПАСТЬ, АЙЗЕНМАНН! Не вздумай бля перекладывать ответственность за это ни на меня, ни на кого другого…

— Слушай, я всего десять минут как ушел из квартиры Спидо. Ну давай я схожу и приведу ее…

— Ты что это, серьезно? Думаешь, она такая же дура, как ты? Да? Она-то начеку! Допер? Ее уж и след простыл! Забудь, прости. Она манатки смотала, едва ты свою тупую башку убрал за дверь. Она небось в гребаной Замби…

Я вешаю трубку и возвращаюсь к Спидо. Когда я стучу, Спидо открывает, и когда я спрашиваю о Пернилле, что мол за дела, он говорит, что она ушла. Я ему говорю, что мне кажется, я с ней раньше встречался, и что хотел ее кое о чем расспросить. Спидо говорит, что она ушла сразу же после меня, просто «прогуляться», ему это показалось немножко странным, учитывая, что она, можно сказать, не выходила за дверь с тех самых пор, как они познакомились. Я, выругавшись, снова выхожу на улицу. В этом сраном концерне на хуй ничего не заработаешь, кроме головомойки. Так что и хрен с ним, что он летит в тартарары.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ДЕКАБРЯ

Первое, что вчера сделал папа Ханс, переговорив с Айзенманном, — позвонил в Окружную тюрьму, чтобы записаться на свидание. Там ему сказали, что видеться с заключенными можно только по будним дням. Потому посещение пришлось на сегодня.

Жизнь за решеткой явно развивается не совсем так, как планировал Симпель. Он входит в помещение для свиданий и лицо у него совершенно пустое от скуки.

— Ну как дела? спрашивает папа Ханс и берет Симпеля за руку.

— Да хрен его разберет. Начинаю скучать. Я и не думал, что уже так скоро начну скучать.

— А здесь почти как у вас в квартире.

Папа Ханс кивает в пространство, разглядывая стены. Не особо веселенькое помещение, но папе Хансу сдается, что бывает и хуже. При всем при том. Симпель смотрит на папу Ханса и думает, что тот неплохо выглядит для своих 61. У папы Ханса есть морщины, но кожа толстая, того типа, что всегда выглядит здоровой. И волосы на голове у него сохранились. Руки мощные. А, да не все равно, думает Симпель и подавляет зевок. В комнате нет ни охранников, ни надзирателей, так что папа Ханс продолжает разговор с Симпелем, который смотрит ему в лицо с другой стороны стола.

— Айзен вчера сделал одно открытие…

— Что такое? Симпель оживляется. Папа Ханс видит, как он оживился. Роба заключенного выглядит не так, как представлялось папе Хансу.

— Я его отправил предупредить народ о том, что происходит, и вот догадайся, кого он встретил в квартире у Спидо?

Симпель ложится лбом на стол. Он перекатывает голову со стороны на сторону и шумно выпускает воздух через сжатые губы. Папа Ханс слышит, как он бормочет «блядьблядь блядьблядьблядьблядь…» про себя. То еще зрелище, когда мужик сорока лет так себя ведет. Папа Ханс ждет некоторое время, чтобы продолжить рассказ, но быстро теряет терпение.

— Ну, что это еще такое, Симпель? Если тебе не интересно, так я это наше к ебене матери свидание могу в любой момент прервать. Неинтересно тебе, или как?

— Да уж и не знаю, на хуй мне знать, как ЭТОТ ГРЕБАНЫЙ ПРИДУРОК СПИДО обосрался… еб твою мать. Просто страшно услышать… ну давай, Ханс, выкладывай. Вряд ли уж будет много хуже, чем сейчас уже… выкладывай… давай… Симпель поднимает голову. Затуманенным взором он смотрит на папу Ханса.

— Айзенманн отправился к Спидо, чтобы рассказать ему, что и как, и там была баба, которую он узнал, но он не мог вспомнить, кто она такая, пока не вышел опять на улицу. И тогда он вспомнил, что он однажды ходил с тобой на родительское собрание…

— Еб твою мать (долгая пауза). Еб твою мать (долгая пауза). Не может быть. Еб твою мать. Какие мы идиоты.

Симпель вновь плюхается головой на стол. Папа Ханс смотрит на его макушку. Она постепенно краснеет под светлыми волосами. Уроды, которые заправляют в этой шарашке, еще не сподобились выдать ему успокоительного. Симпель уже очень заметно ощущает, что кое-чего ему не хватает. Он уж на хер и не помнит, когда ему в последний раз приходилось четыре дня подряд обходиться без ксанакса. Состояние постоянной агрессии сказывается в том, что работа в камере продвигается все медленнее и медленнее. Конечно, агрессия — это движущая сила его проекта, но без коротких мгновений покоя он не в состоянии направить агрессию в нужное русло. Сегодня ночью он записал на листке: ОТ БАНАЛЬЩИНЫ УСТАЕШЬ, но это было единственным, что он написал.