Кока-гола компани - [94]
Трубку снимает маленькая Ивонн(ючк)а. Симпель не представляется, спрашивает только, дома ли папа. Ивонн(ючк)а отвечает «Минуточку» так не по годам по-взрослому, что Симпель чуть было не бросает трубку, но ему удается сдержать порыв. Подходит Роберт:
— Роберт слушает…
— Это Симпель.
— Симпель! О черт! Ты откуда?!?
— Я в тюрьме.
— Что? КАК? Кончай стебаться! Эй?
— А в газетах, что, ничего не было?
— Не было? Чего? Да о чем?
— Что меня задержали?
— Да за что же?
— За нанесение телесных повреждений. Это та самая история с татуировкой, про которую я тебе рассказывал.
— Че? Да хрен его знает. Хрен знает. О телесных повреждениях столько всяких заметок. Я не знаю, Симпель. Но как? А? Когда это случилось-то?
— А ты как думаешь? Ты же на хрен в СМИ работаешь все-таки, так вроде. Ты же на хрен в газете размазал огроменные мои снимки, бля. Чего ты на хрен ожидал?
— Нет, ты придуриваешься, Симпель? А? Я еще и виноват в этом? Ведь и тебя, и твоего кореша…
— Каско…
— …Каско, вас же расфокусировали.
— Ну, как видишь, не очень-то на хуй помогло.
— Ах ты, блин, ну и трагедия. Черт. Ну до чего неприятно, я ведь как бы и виноват. Когда это произошло?
— А вот послушай, Роберт, придурок! В тот же день, когда фотки появились в газете. И вообще кончай причитать. Я на тебя не в обиде, и вообще. Чему быть, тому не миновать, если можно так по-дурацки сказать. Расслабься ты. Я тебе не поэтому звоню. Я тут хотел попросить тебя об одной услуге. Ну че, готов мне услугу оказать, чтобы исправить то, что ты напахал? А?
— Да конечно же, Симпель, блин!
— Ну и ладушки, или иначе сказать — сволочь бы ты была паскудная, если бы не согласился. Ну слушай, дело в том, что кто-то накрысятничал на весь наш на хуй концерн и, похоже, всю нашу шарашку завалил. Если и не всех заметут в кутузку, то уж всяких там штрафов и условных сроков и прочей дряни не оберешься. Я не думаю, что мои ребята достаточно шустрые, чтобы быстренько сняться и свалить из студий и складов и всего такого прочего, и уж во всяком случае, чтобы успеть навести порядок в финансах, пока туда не явился — не запылился сраноговняный следователь Краусс — в общем, я так думаю, конец пришел нашему ЕБУНТу. Точно тебе говорю.
— Ах ты черт… Мне стыдно…
— Да расслабься, говорю я… Я тебя вот о чем хочу попросить… Я пока в камере сидел, подумал, что концерн ЕБУНТ нигде не зафиксировал историю своего становления. Понимаешь? Ну, как бы никто из нас не подумал о том, чтобы предложить на суд общественности нашу деятельность, как мы ее себе представляем. У нас для этого были на хер серьезные основания, прежде всего то, что наш бизнес в общем-то скорее подпольный, но он при этом в каком-то смысле всегда ведется с оглядкой на общественность. Ну, так ведь? И вот я теперь подумал, что… теперь настало на хуй время рассказать людям о том, чем мы занимаемся. Теперь, когда вся конструкция рушится. Есть только один к едрене фене способ для концерна выжить, и состоит он в том, чтобы привлечь внимание народа… ну, значит, я не хочу, чтобы все вложенное мною в это дело пошло… я ведь контактировал только с жертвами своих акций, да еще с полицией… в общем, не хочу, чтобы все это без следа испарилось… понимаешь? Я осознал необходимость привлечения более широкой публики… ясно тебе? Чтобы весь проект, вся блин моя и папы Ханса… Ханса Фостера идея была погребена вместе с нами. Я не хочу, чтобы пропала моя и Ханса идея… потому что это на хер прекрасная идея… и потому я хочу тебя спросить…
— Могу ли я найти кого-нибудь, чтобы записать все это?
— Нет нет нет… Ты че, думаешь, я спятил? Ты дурак, что ли? Я не желаю бля чтобы обо мне рассуждал эдакий отстойный вдумчивый гребаный писака, из тех, что каждую бля неделю кладут тебе на стол тонкие наблюдения о политике и современности и культуре. Забудь об этом! Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, ЗАБУДЬ! Я с лицемерами не работаю. Блин, Роберт… ты разве не на телевидении работаешь? А? Ты же там все распинался о том, что ты работаешь на телевидении? На празднике елки?
— Ну мало ли о чем я распинался…
— Нет, ты послушай меня. Я хочу попасть на телевизионное шоу. Вот я чего хочу. Я хочу, чтобы ты устроил мне возможность попасть на какое-нибудь шоу с массой зрителей, и еще чтобы ты сказал этим козлам, что заправляют телевизионными шоу, что они должны предоставить мне полную свободу. Тебе же вроде понравился мой проект, так? Что от тебя требуется, это убедить тех, кто занимается телешоу, что они один-единственный раз должны насрать на всякое там уважение к публике и прочую херню. Они от этого только выиграют. Следишь за мыслью..?
— Мммдаа…
— Следишь, говорю я!
— Да, слежу, слежу, но дело вот какое, Симпель, я вот прямо сейчас не могу тебе обещать, что устрою тебе участие в телевизионном шоу, ну просто не могу так сразу обещать, здесь и сейчас, но все, что от меня зависит, я сделаю, это я тебе обещаю, я понимаю, чего ты хочешь добиться, я тебя прекрасно понимаю, и я даже лично заинтересован в том, чтобы в твой проект было вовлечено как можно больше людей, мне кажется, это страшно важно. Я много на какие кнопки могу нажать. Ты это знай, блин. Я многое могу сделать. И вообще, я твой должник, я, хрен, обязан расстараться. Но, Симпель… все-таки не рассчитывай, что вот ты уже завтра вечером будешь вещать с экранов телевизоров в каждой квартире, так сказать.
«Ресторан „Хиллс“» прежде всего очень изящный, неожиданный, глубокий и тонкий роман о разрушении вековых структур. Главный герой служит официантом в легендарном старинном ресторане в центре Осло, очень этим гордится и старается во всем следовать полуторавековым традициям. У него дар все видеть, слышать и анализировать. За стенами ресторана прошла одна мировая война, затем вторая, почти никак не изменив уклад заведения, описанный в романе виртуозно, со всеми запоминающимися подробностями. Изо дня в день наблюдая за гостями, герой невольно втягивается в непростые отношения между ними. Матиас Фалдбаккен не просто мастер стиля, он владеет всем комедийным регистром, от фарса до мягкой иронии, умеет все довести до абсурда, а его талант наблюдателя, умение любоваться деталями создают очень странную атмосферу романа: стабильность и постоянство оказываются не менее хрупкими, чем манкирование правилами.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.