Кок'н'булл - [17]

Шрифт
Интервал

— Иносказательность и заумность — это ведь ваш стиль, не так ли? Но вся эта иносказательность в итоге сводится к тому, чтобы запудрить мозги обычным добропорядочным людям. Залить их скользкими испражнениями своего воображения и потихоньку ввести свой извивающийся хрен, пока никто не видит! Запихнуть им промеж ног, пока они расслабленно трясутся в поезде! Или за разговором на вечеринке залезть им под юбку! Вы — демон, вот вы кто, гад ползучий, враг, насильник! Да-да, вот именно, насильник!.. Сука! Ебарь… Уф!..

В голосе профессора, как краска в воде, разливалась ярость. Послезвучие повисло в пыльном купе, я буквально осязал эти волны ненависти. Я остолбенел. Да так, что не мог оторвать взгляда от его выпученных глаз и судорожно подрагивающих губ. Я не мог произнести ни слова.

Профессор прямо на моих глазах изменил обличье, а вместе с ним изменился и сам характер его побасенки. Мне стало понятно, что история эта вовсе не анонимна и что она имеет непосредственное отношение к естеству самого профессора. Подтверждение моей гипотезы не заставило себя ждать; не прошло и минуты, как профессор, вместо того чтобы наброситься на меня и придушить или превратиться в бог весть кого, завершил свой рассказ, так же быстро проговаривая слова и в той же спокойной манере, как и начал. Оскорблять меня напрямую ему было неинтересно, во всяком случая, я так думал. Ему нужно было, чтобы я страдал вместе с Дэном и Кэрол.

Остаток вечера Дэн провел, развалившись в гостиной, за просмотром повтора Doogie Howser MD. Он съел пакет чипсов с новыми вкусовыми добавками: шницель с красной капустой. Кэрол наверху занималась тем же. Около одиннадцати тридцати он поднялся к своей двуспальной кровати. Он поцеловал Кэрол в щеку и сказал: «Спокойной ночи, любимая». Устроившись поудобнее, они одновременно повернулись и выключили ночники по бокам кровати, как в синхронном плавании.

Однако в какой-то момент посреди ночи они утратили состояние бессознательной гармонии. Кэрол, взявшая за привычку спать с крепко сжатыми ногами, оставляя свободной ближайшую к Дэну половину кровати, почувствовала, как его рука шарит между бедер, пробираясь к этому. Дэн сонным, но полным вожделения голосом шепнул ей на ухо: «Ты не против, если я прочищу духовочку?»

6. Как человек становится тем, кем он является

Кэрол напряглась. Нет, это не совсем верно, мне не удается подобрать точное слово, правильнее было бы сказать, что она застыла. На самом деле она сжалась до такого трескучего состояния, что, казалось, от нее можно было отломить кусочек. Что делать? Куда нацелилась рука Дэна? К ней или, может, к этому?

Для Кэрол было бы абсолютно в порядке вещей просто не обратить на Дэна внимания. Она знала, что эрекция его была как робкий надувной шарик, проткнуть который ничего не стоит. Кроме того, как бы ни вожделел Дэн, принудить ее он все равно не смог бы. Она могла снизойти до каких-то объяснений, но точно так же могла просто повернуться на другой бок. Вам это и нужно, не так ли? Вы хотите, чтобы Кэрол повернулась на другой бок. Едва ли вам не терпится увидеть именно эту мизансцену. Я очень сомневаюсь в ваших способностях к чистопробному ПСВ. Как и в том, что вы сможете спокойно отнестись к этим шорохам и приглушенным стонам, доносящимся из-под узорчатого покрывала. Слишком круто.

Слабенькая волна беспричинной радости захлестнула Кэрол, и она не повернулась-таки на другой бок. Она даже приняла вопрошающую руку Дэна в свою и направила к соску… Он принялся жадно насасывать ей ухо, будто, если мочку как следует простимулировать, она станет источником лактации. Он пыхтел, тыркался носом и поскуливал. Он закинул свою шелковистую ляжку ей на бедро, свободная рука схватилась за плечо, и он с потрясающей проворностью вскарабкался на нее, как матрос на мачту.

Но разве не так было всегда? Обратимся к прологу… Припоминаете те три сухих толчка, которые случайно задобрили Кэрол до состояния трепещущего оргазма и заставили ее пережить наименьшую из маленьких смертей. У Кэрол не было выбора, положение обязывало раздвинуть ноги. Так она и поступила, и, несмотря на то что низом живота Дэн давил ей на пах, она почувствовала, как оно вылезло из своего чехольчика и на этот раз заметно напряглось. К счастью, это напряженное ощущение — полное кровеносного значения — затмило внезапное вторжение Дэна.

И вот настало время проверки на вшивость. Он в последний раз прошлепал губами по ее мокрой шее, Кэрол повернулась на бок и уставилась на стакан воды с пленочкой пыли на ночном столике, понимая, что судьба ее может сейчас решиться. Почувствовал ли он это? Обратил ли внимание? Разве мог он проигнорировать тот факт, что оно упиралось прямо ему в лобок? Маленький сгусток плоти, младший брат, тайком притулившийся возле более зрелой особи.

Он ничего не заметил. И неудивительно. Ведь, кроме всего прочего, Дэн никогда не утруждал себя внимательным изучением паховой области Кэрол. Он ничего не знал о ее реальной форме. Для него эта Америка, этот новый материк всегда оставался terra incognita. Он знал, что пониже шерстяной диадемы, которая, впрочем, украшала Кэрол, у нее была дырка… но на этом его сведения заканчивались. Он тыркался в бесчувственную бездну. От полового акта он получал механические ощущения, так перезаряжают духовое ружье. Первые три удара — зачин, четыре — подкатил тележку, пять — и шарик в лунке.


Еще от автора Уилл Селф
Как живут мертвецы

Уилл Селф (р. 1961) — один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии». Критики находят в его творчестве влияние таких непохожих друг на друга авторов, как Виктор Пелевин, Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис. Роман «Как живут мертвецы» — общепризнанный шедевр Селфа. Шестидесятипятилетняя Лили Блум, женщина со вздорным характером и острым языком, полжизни прожившая в Америке, умирает в Лондоне. Ее проводником в загробном мире становится австралийский абориген Фар Лап.


Европейская история

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне.


Инсектопия

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне.


Ком крэка размером с «Ритц»

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне.


Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Премия для извращенца

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне.


Рекомендуем почитать
Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.