Кох-и-Нур - [10]
В должный час алмазы спасли сына Бабура. Шах Тахмасп, будучи шиитом, первоначально оказал сунниту Хумаюну прохладный прием, однако пришел в восторг от бриллиантов, подаренных ему Хумаюном при встрече. Джаухар вспоминает: «Мы оставались несколько дней в охотничьем лагере, и в это время Его Величество приказал доставить его рубины и алмазы; и, выбрав самый крупный алмаз, положил его в перламутровую шкатулку; затем добавил несколько алмазов и рубинов; разложил их на подносе, а затем поручил Байрам-хану преподнести персидскому монарху с сообщением: «Драгоценности были привезены из Индостана специально для Его Величества. Когда шах Тахмасп увидел эти сокровища, он был поражен и послал за ювелирами для оценки драгоценностей. Ювелиры заявили, что они бесценны, – шах принял подарок»[41].
Когда Хумаюн в конце концов вернулся в Индию, за ним следовала конная армия шаха Тахмаспа, которая помогла ему вернуть трон.
Однако по причинам, остающимся неясными, вскоре после этого в 1547 году шах Тахмасп послал алмаз Бабура своему индийскому союзнику-шииту, султану Ахмаднагара, одному из правителей Декана. По словам Хура-шаха, посла соперничающего султаната Голконда при персидском дворе, «известно, что некий знаток драгоценных камней оценил этот алмаз в сумму, которой хватило бы на пропитание всего мира в течение двух с половиной дней. Его вес – 6 1/2 мискала (чуть меньше, чем полагал Бабур), однако в глазах Его Величества шаха он не имел столь большой ценности. Наконец он отправил алмаз вместе со своим посланником Михтаром Джамалом в подарок Низам-шаху (из Ахмаднагара), правителю Декана»[42]. Впрочем, похоже, что хотя посланник и доставил письмо шаха, алмаза при нем не оказалось, и шах впоследствии пытался безуспешно арестовать Михтара Джамала[43].
Алмаз Бабура исчезает из всех источников именно в этот момент. Предположительно его запер в своей сокровищнице некий неизвестный купец, придворный или правитель в Декане. Был ли это тот самый камень исключительно большого размера, «с маленькое куриное яйцо», который, как слышал Гарсиа да Орта, добрался до Виджаянагара? Невозможно это узнать, и действительно, непонятно не только то, был ли этот вызывавший всеобщее восхищение и сменивший столько хозяев алмаз Бабура Кох-и-Нуром, но и то, как и когда он мог вернуться в сокровищницу Великих Моголов.
Ясно одно – если камень в конечном счете и вернулся в Дели, то это случилось не ранее, чем сменилось поколение. Абу-ль-Фадль, друг и биограф величайшего из могольских императоров Акбара, в отчете об императорской казне 1596 года ясно пишет – самый большой алмаз в казне на тот момент был гораздо меньший камень весом в 180 рати (1 рати равен 0,91 метрического карата или 0,004 унции) – около половины размера алмаза Бабура, весившего около 320 рати. Огромный алмаз, очень схожий по весу с камнем Бабура, возвращается к Моголам намного позже[44].
Моголы привезли из Центральной Азии представления о камнях, сильно отличавшиеся от тех, какие были свойственны индийцам. Эти идеи проистекали из философии, эстетики и литературы персидского мира. Особое значение в нем придавалось не алмазам, а «красным камням света»[45]. В персидской литературе такие камни ценились как символы божественного в метафизике и наивысшей утонченности – в искусстве, как отражающие свет сумерек – шафак, заполняющий небо сразу после захода солнца.
Фирдоуси писал в своем великом «Шах-наме», или «Книге Царей»:
Гарсиа да Орта не оставляет сомнений в том, что алмазы не рассматривались Моголами как выдающиеся драгоценные камни, и этот факт стал огромным сюрпризом для европейцев. В своих «Беседах» да Орта разговаривает с доктором Руано, замечающим, что алмазы – «королевские камни, поскольку они ценятся выше жемчуга, изумрудов и рубинов, если верить Плинию». Да Орта, однако, исправляет его: «В этой стране… чаще думают об изумрудах и рубинах, имеющих большую ценность, если они совершенны и того же размера, что и алмазы. Однако, поскольку они не находят столь же совершенные камни и столь же чистой воды и бо́льшего размера, как алмазы, бывает, что последние нередко имеют более высокую цену. Ценность камней – не более чем результат желания покупателя и необходимости ими обладать»[47].
Абу-ль-Фадль также отводит почетное место красиво окрашенным и прозрачным красным камням в описании императорской сокровищницы Акбара в конце XVI века: «Сумма доходов столь велика, – пишет он, – и дела настолько процветают, что двенадцать сокровищниц необходимы для хранения денег, девять – для различных денежных расчетов, и три – для драгоценных камней, золота и инкрустированных украшений». Рубины и шпинели, разделенные на двенадцать классов, шли сначала; алмазы, которых было в два раза меньше, чем рубинов и шпинелей – сразу за ними, и алмазы шли вперемежку с изумрудами и голубыми корундами (сапфирами), которые Моголы называли «синий якут». Жемчуг шел в третью сокровищницу. «Если бы я стал рассказывать о количестве и качестве камней, которыми владел император, – писал Абу-ль-Фадль, – то это заняло бы целый век»
