Когда жизнь на виду - [6]
За окном все так же монотонно льет дождь. Я погружаюсь в анализ аварийной ситуации, могущей возникнуть, когда ребята узнают о свершившемся событии, надо сказать, очень мелком по масштабам вселенной. Перед глазами встает Болотов. Он язвительно улыбается и говорит: «Ну что, пробил головой стену? Что будешь делать в соседней камере?» Этого никогда не случится, решаю я. На душе становится легко, и я засыпаю. Больше часа я днем не отдыхаю, эта привычка отточена годами. Открываю глаза и оглядываюсь. Через всю комнату протянута бечевка, на которой висит белый простынный занавес. Я чувствую себя лежащим на дне бассейна, из которого откачали воду. Мое жизненное пространство резко сузилось. Все разделилось пополам, окно, стол, выходная дверь и маленький, видавший виды коврик.
Из-за двери слышатся голоса хозяйки и новой моей соседки. Девушка говорит негромко, поэтому понять трудно, что она говорит. Зато Раиса Петровна ясно и доходчиво повторяет: «Живи — и все. Живи — и все». Мне вдруг становится весело, потому что это говорится и для меня.
Надо спешить в читалку. Собрав тетради в портфель, появляюсь в прихожей. Обе стоят на кухне и смотрят на меня. Я здороваюсь с девушкой, извещаю Раису Петровну о цели моей вылазки и исчезаю за дверью.
По дороге обдумываю линию поведения. Надо сказать, что определять житейскую тактику и стратегию мне еще не приходилось ни разу, поэтому я испытываю странное удовольствие. Максимальная деловитость на грани аскетизма, все опустошающая сухость натуры, жесткая до занудности принципиальность… Вспоминаю наши общежитские правила, которые, как мы считали, делали нас вооруженными до зубов. Вот одно из них: изощренному интеллекту блестяще противостоит только махровая простота.
Связав все правила, принципы и установки в единый снаряд и налюбовавшись на свою мощь, я мысленно обращаюсь к предполагаемому противнику. Неожиданно я вижу девушку совсем отчетливо, стоящей на кухне рядом с хозяйкой, растерянной и без того сжавшейся от неловкости, и вдруг чувствую жесточайшую и… радостную беспомощность.
Мы сидим в комнате Раисы Петровны, пьем чай и смотрим многосерийный детектив. От нашей компании веет уютом, семейственностью и благополучием. Любого убежденного холостяка такая прелюдия к вечному счастью просто бы потрясла.
Я искоса поглядываю на соседку. Девушку звать Таня, она на два года моложе меня, учится в университете. Я вспомнил, почему при первой встрече что-то показалось в ней знакомым. На одной из выставок картин художник представил графический рисунок пером, где двумя-тремя плавными линиями изобразил головку девушки, олицетворяющую самоё юность. Я с удовольствием посмеялся бы над этим сравнением, если бы оно исходило не от меня самого. Двух-трех легких движений руки для описания девушки явно недостаточно, тем не менее сходство есть: белые, крупными волнами волосы, чистое тонкое лицо с выражением легкого удивления и детской наивной значимости.
Период нашей жизни, когда девушка пряталась за Раису Петровну, а я жил в читалке и только ночевать приходил, уже прошел. Теперь мы занимались вместе, и хозяйка ходила мимо дверей с лоснящимся лицом и заглядывала к нам в комнату, как в любимый виварий.
На экране телевизора, как я уже говорил, демонстрируется темная бесчувственная импортная история, похожая на математическую задачку. Кое-кого уже «убрали», теперь «ликвидируют» тех, кто «убирал». Выпадает из игры тот, у которого шансов меньше, только и всего. Переживать за них нечего, поэтому мы по ходу фильма ведем свой разговор.
— Раиса Петровна сегодня тоже небольшую акцию провела, — говорю я Татьяне. — Уж не проверка ли на прочность, Раиса Петровна? Может, я «под колпаком»?
— Да, Танечка, тут такая история вышла, — хозяйка озорно посматривает на меня и пододвигается на диване к девушке. — Забыла я, посадить Полкашку на цепь, а сама иду открывать Саше калитку. Песик тут как тут, морду в щель, ну и… И что, ты думаешь, делает Сашенька? Кричит? Взлетает птицей на забор, как все нормальные люди? Нет, он быстро хватает руками пса за обе челюсти, — она показывает на себе, как это было, — и молча, спокойно запихивает его обратно, как будто всю жизнь только этим и занимался. Прямо гангстер какой-то. Я, например, его боюсь.
Девушка смеется. Я первый раз в жизни вижу женщину, которая умеет вот так говорить. Умеет подтрунивать весело, умеет создать атмосферу, да много она чего умеет.
— Это не «Полкашка», — отвечаю, — а чумовой бронтозавр. Сколько живу, и все чужой.
— Так за что же ему, Сашенька, тебя любить-то? Ты вот сам посуди. Будка у него протекает, а ведь, вроде, мужик в доме. Мы-то с тобой понимаем, что некогда: занятия, синяки часами отмачиваем, а он-то ведь глупенький, сырость, к тому же, не любит.
— Раиса Петровна, в ваших словах проскальзывает явная несправедливость! — возмущаюсь я.
— Ах, проклятый склероз, — бьет она ладонью по коленке. — Нет, Сашенька — он молодец. Курятник подправил, яблоньки обкопал, — хозяйка наклоняется к Татьяне и на ухо громко шепчет: «Лопату поперек корней поставил и ну копать, да так быстро, что я подумала: все, саду — конец. Кое-как успела поправить». — Так что, тут я немного обмишурилась, — говорит она громко.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.
Новая книга издательского цикла сборников, включающих произведения начинающих.
Оренбуржец Владимир Шабанов и Сергей Поляков из Верхнего Уфалея — молодые южноуральские прозаики — рассказывают о жизни, труде и духовных поисках нашего современника.
Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.