Когда же я начну быть скромной?.. - [6]
— Едешь-то когда? — тихо спросила Тося, еле живая от обрушившейся на неё внезапной безысходности.
— Завтра, рано утром…
Но завтра рано утром Вадим никуда не уехал…
Сорок дней Тося не плакала. В тень превратилась, от ветра шаталась, на еду смотреть не могла, даже на картошку жареную, которую мать сама готовила («лишь бы поела, хоть немного!»).
Наконец, вечером сорокового дня, уйдя в дальний угол сада, где росла густая малина, Тося легла под кусты и зашлась в рыданиях. Ей было жалко всех и всё. И Вадима, такого молодого, красивого — жить да жить! И его мать, потерявшую единственного сына через десять лет после смерти мужа. И себя, и несостоявшуюся свадьбу, и шесть лет их крепкой дружбы, переросшей в неважно какую — классическую или социалистическую — любовь…
Ей было жалко той мечты, которой она жила ещё три месяца назад, где её любимый с большим удовольствием на лице и смеющимися глазами хвалил её жареную картошку, пропади она пропадом!..
Конечно, пройдёт время — уляжется горе, притихнет боль, появится потребность в дальнейшей жизни. Работа заслонит душевные страдания, общественная жизнь закружит в своей карусели: субботники, походы, концерты художественной самодеятельности, где Тося будет читать стихи о любви, которой лишилась…
После одного такого концерта подойдёт к ней только что отслуживший на Дальнем Востоке моряк-подводник, обалдевший от проникновенного Тосиного голоса, познакомится, пойдёт провожать… А где-то через полгода восхитится жареной картошкой, которую так, как Тося, его мама готовить не умела…
Вилла в горах
Жарило нещадно. Если бы Тоня не любила тепло, которое на её родине бывало нечасто, она бы уже умерла.
По крайней мере, Люська бы точно умерла. В то лето, когда они поехали на Кавказ, Тоня устала от стонов подружки. Люся от жары становилась капризной и квёлой, оживала только к позднему вечеру. Да ещё в редкие прохладные дни Люська была бодрой и зажигательной, такой знакомой и привычной за двенадцать лет дружбы…
А Тоня жару переносила сносно. Не то чтобы любила, но даже сейчас её организм спокойно реагировал на непривычные плюс сорок в тени. Хотя здесь особой разницы между «в тени» и «не в тени» совсем не было.
Вчера, пока летели, Тоня настороженно вслушивалась в свои ощущения. Всё было новым, предвкушало! Внизу проплывали горы, и казались они мятым бумажным листом. Как банально… Величественные горы и какая-то серая писчая бумага! Но так и было: если смотреть вниз в одну точку, виделась, словно руками измятая, тетрадная страница.
Изредка мелькали красные линии цветущих маков, будто струйка клубничного сока, льющегося на серый песок.
Потом вдруг увиделось яркое озеро. Синий цвет такой интенсивности и наполненности Тоня видела дважды в своей жизни. Давным-давно в раннем детстве, когда посадила чернильную кляксу на белоснежную бабушкину скатерть… И второй, когда соседский мальчик подарил Тоне букет дивных васильков…
И вот сейчас, при взгляде на пятно этого неожиданного цвета в душе поднялся водоворот чувств. И казалось Тоне, что счастливее её нет никого на белом свете!
Едва ли Тоня реально осознавала, на что она решилась. По своей женской наивности она думала, что с ней мужу будет хорошо и спокойней. Она будет заботиться о нём, готовить ему еду и собирать на работу, стирать одежду… Как мама за отцом в своё время. Куда назначали, туда и ехала. И хозяйство обустраивала. И дочь воспитывала в дисциплине. Тоня с детства понимала, что бывают такие ситуации, когда нельзя ни о чём спрашивать или спорить. Надо беспрекословно выполнять то, что велят. И Тоня умела быстро узнавать такие ситуации. К счастью, в её жизни было таких немного. Можно сказать, что совсем не было. Но, читая книги или смотря фильмы, Тоня чётко понимала, что так, как ведёт себя тот или иной герой (точнее — та или иная героиня!), она бы себя вести не стала.
До сих пор полноценно проявить себя хозяйкой семьи у Тони возможности не было. Пока не родилась дочка, мыкались по казармам, потом уже с дочкой жила у родителей. А вот теперь, когда девочка немного подросла, можно было и за мужем — в гарнизон… Дочку, правда, оставила с бабушкой по понятным причинам.
…У вертолёта её встретил офицер и повёл к «жилому отсеку». Мужчина показывал разные стороны, знакомя Тоню с окружающим ландшафтом…
— …а когда гарнизон будет уходить на боевые, Вам будет выдаваться автомат.
— Мне?!
— Да, Вам.
— Автомат?!
— Да. Автомат. Вам. Чтобы смогли себя защитить.
— А мне говорили, что нас защищают местные жители, которые здесь работают…
— Да. Только им автомат в руки давать нельзя. Унесут и продадут.
Навстречу шёл муж. Кивнув провожавшему Тоню офицеру, он забрал Тонин чемодан и, не оглядываясь, повернул к группе строений, стоявшей неподалёку.
— Вот здесь мы будем жить, — сказал муж, заходя в одну из вилл. По-другому эти домики нельзя было и назвать. К ним подходило только это слово — вилла! В ней даже была какая-никакая мебель. Тося обходила помещение, прикидывала… Вот кладовочка была замечательная, не большая, но и не маленькая. Ладная какая-то.
— Здесь можно хранить дрова, — неожиданно за спиной прозвучал мужнин голос.
Сборник стихов, которые были написаны в замечательный период — первую половину жизни (примерно с восемнадцати лет до пятидесяти). Здесь опубликованы и наивные произведения, и те мысли, которые, как правило, приходят к человеку уже в мудром возрасте.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.