Когда в пути не один - [69]

Шрифт
Интервал

— Поздравляю тебя, Виталий! И от души желаю успехов на службе! — Владимир крепко пожал лейтенанту руку. — Как батя?

— Нормально! Допоздна в редакции пропадает. А что поделаешь, работа у него такая, — не без гордости ответил молодой человек.

— Знаю, верстать газету — дело хлопотное, — согласился с ним Филиппов, которому приходилось и самому заниматься в прошлом версткой в многотиражке и журнале отдела пропаганды и агитации обкома партии. — Передавай отцу привет!

— Передам. Спасибо вам, Владимир Алексеевич, что помогли мне устроиться.

— Ничего. Работай. Оправдывай доверие.

— Разрешите идти?

— Иди, Виталий, и всего тебе наилучшего.

Проводив крестника-лейтенанта, Владимир, уже не мешкая более, отправился на встречу с гостями.

В холле перед приемной председателя, вокруг стола с двумя пепельницами и клубами вьющегося над ними дыма, толпились хорошо знакомые ему корреспонденты центральных и местных газет, радио и телевидения, среди которых он заметил и своего друга Пальцева, и брата изобретателя Воробьева Германа. Поздоровались, улыбаясь и крепко тиская друг друга, сначала с Пальцевым, а потом с Воробьевым. Пальцев тут же отошел к своему коллеге из главной газеты страны, а Филиппов, не видевший долго Германа Воробьева, поинтересовался у него:

— Что-то давно не видно и не слышно твоего брательника. Совсем человек пропал. Где он, что с ним? — Владимир, занятый в последнее время в основном на работах, проводимых в театре, совсем упустил из виду не только самого изобретателя, но и весь ход работ, связанных с воплощением его идеи. Однако его по-прежнему волновали и не давали покоя два вопроса, которые начинались, как он почему-то отметил про себя, оба на букву «о»: первый — отзывы ученых сельскохозяйственного института о новшестве Воробьева; второй — опыты, проводимые лично самим автором в лаборатории строительного института, о которых после скандального разговора об установке домашнего телефона изобретателю Владимир ничего не знал. Воробьев-старший бесследно исчез с его горизонта. — Куда же запропастился Владимир Григорьевич?

— На днях из Москвы вернулся. Целую неделю там пробыл. Говорит, что дела по изобретению решал, — охотно поделился новостями Герман. — А до этого дней восемь гостил у родственников.

— Где ж он теперь? — переспросил Филиппов, перебивая Воробьева-младшего.

— А теперь, как это ни печально, в больнице оказался. Вдруг ни с того ни с сего давление резко подскочило. В областной лежит, — уточнил Герман.

— Тогда все ясно,— удивленный услышанным, Филиппов понял, что большого разговора в таком случае с Чагиным сегодня не получится — порадовать его хорошими новостями, к сожалению, не придется.

— У самого-то как дела? — выводя из раздумий Филиппова, спросил брат изобретателя.

— Вот театр готовим к сдаче. До открытия считанные дни остались. Кручусь как белка в колесе, — отвечал Филиппов и, заметив заведующего орготделом обкома партии, который, миновав проем стеклянных дверей второго этажа, во главе делегации важно вышагивал по люберецкой дорожке в сторону кабинета Славянова, махнул рукой приятелю и, лавируя между журналистами, протиснулся в приемную председателя.

Французы, одетые в легкие плащи и куртки, раскрепощенные, улыбчивые, перебрасываясь фразами, небрежно повесили верхнюю одежду на металлическую вешалку, заблаговременно принесенную из «голубой комнаты» для высоких гостей, и принялись энергично здороваться за руку со всеми, кто находился в приемной.

Пожимая руки гостям, Владимир про себя отметил, что одеты они просто и скромно: костюм, сорочка с галстуком, иные будто вообще по-домашнему — без галстуков, в простых, не особо ярких, но и не однотонных рубашках.

Когда иностранных гостей пригласили в кабинет председателя, Владимир, обменявшись с коллегами по работе первыми впечатлениями о французах, решил пройти в большой зал, чтобы послушать и еще раз посмотреть на поведение гостей, про себя думая между прочим: «Люди как люди. Невысокие, чернявые. Свободно и непринужденно общаются. Интересно, как-то поведут себя, когда пропустят одну-другую рюмочку армянского коньячку? Пить, видимо, они тоже умеют. Не зря Франция по употреблению вина на душу населения находится в числе лидеров».

Но тут Филиппов неожиданно обратил внимание на рассыльную из канцелярии Инну Крапивину, симпатичную, с пухлыми губками и модной прической, остановившуюся у двери его кабинета и энергично машущую ему большим конвертом.

Владимир с тайной надеждой подумал, что хорошо, если бы это были отзывы из сельхозинститута.

Улыбнувшись Инне, он принял у нее почту и, пробежав глазами адрес отравителя, остался доволен: в своих предположениях не ошибся. Теперь его волновало другое: какие же отзывы ученых находились в этом долгожданном конверте?

«А это сейчас же, не откладывая, мы и узнаем», — с волнением решил Филиппов, трезво прикинув, что идти в зал заседаний для наблюдения за ходом встречи с французами ему нет никакой надобности: в конверте, а вернее, в ответах, которые в него вложены, должно находиться кое-что для него гораздо более важное.

Филиппов, волнуясь, вскрыл его и нетерпеливо принялся читать отзывы.


Еще от автора Валентин Алексеевич Крючков
На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Рекомендуем почитать
Необходимей сердца

Александр Трофимов обладает индивидуальной и весьма интересной манерой детального психологического письма. Большая часть рассказов и повестей, представленных в книге, является как бы циклом с одним лирическим героем, остро чувствующим жизнь, анализирующим свои чувства и поступки для того, чтобы сделать себя лучше.


Черная водолазка

Книга рассказов Полины Санаевой – о женщине в большом городе. О ее отношениях с собой, мужчинами, детьми, временами года, подругами, возрастом, бытом. Это книга о буднях, где есть место юмору, любви и чашке кофе. Полина всегда найдет повод влюбиться, отчаяться, утешиться, разлюбить и справиться с отчаянием. Десять тысяч полутонов и деталей в описании эмоций и картины мира. Читаешь, и будто встретил близкого человека, который без пафоса рассказал все-все о себе. И о тебе. Тексты автора невероятно органично, атмосферно и легко проиллюстрировала Анна Горвиц.


Женщины Парижа

Солен пожертвовала всем ради карьеры юриста: мечтами, друзьями, любовью. После внезапного самоубийства клиента она понимает, что не может продолжать эту гонку, потому что эмоционально выгорела. В попытках прийти в себя Солен обращается к психотерапии, и врач советует ей не думать о себе, а обратиться вовне, начать помогать другим. Неожиданно для себя она становится волонтером в странном месте под названием «Дворец женщин». Солен чувствует себя чужой и потерянной – она должна писать об этом месте, но, кажется, здесь ей никто не рад.


Современная мифология

Два рассказа. На обложке: рисунок «Prometheus» художника Mugur Kreiss.


Бич

Бич (забытая аббревиатура) – бывший интеллигентный человек, в силу социальных или семейных причин опустившийся на самое дно жизни. Таков герой повести Игорь Луньков.


Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.