Когда улыбнется Ганеш - [3]

* * *

О, Катманду! В который раз я любуюсь знакомыми контурами холма с белоснежной ступой Сваямбу, откуда спокойно разглядывают долину бирюзовые очи Будды. Снова тесная Нью-Роуд с лежащими поперек мостовой «священными» коровами, не обращающими пи малейшего внимания на роскошные «Датсуны», велоколяски, грузовики и столь неожиданные «газики». Снова дом «живой богини» Кумари, циновки, заставленные живописным непальским барахлом — фигурками, кувшинчиками, бусами из диковинных семян, веерами из павлиньих перьев. Снова гулкая дробь барабанов, гарь жертвенных костров, терпкий запах курений И специй. Каждая встреча с Катманду в первый момент наталкивает на мысль о неизменности непальских буден, непальских красок, непальского образа жизни. И каждая тут же опровергает эту мысль. В самом центре, на улице Лазимпатх, я останавливаю машину, ибо путь мне преграждает возбужденная толпа. Лица и головы большинства посыпаны специальной пудрой — красной и лиловой. Не верю глазам своим, ибо дело происходит в мае, а праздник Холи, во время которого люди в Индии и Непале окрашивают друг друга, выпадает обычно на март и давно прошел. Оказывается, это толпа избирателей, которую угощает на радостях победивший своего конкурента новоявленный депутат местного панчаята. Настроение у всех приподнятое, как во время Холи. Вот и вспомнили о краске.

Депутат между тем обращается к толпе со словами приветствия. Он в пестрой шапочке-топи. Кто-то услужливо держит над ним большой черный зонт, кто-то подносит стакан… Несколько лет назад, до референдума о панчаятах, такую картину едва ли можно было увидеть где-либо в Непале.

Подъезжаю к одному из многочисленных заброшенных дворцов Рана, отличающихся пышной эклектичностью фасадов. Ощущаю некую символику в том, что в полуразрушенном здании, где предавались роскоши мучители собственного народа и верные прислужники иностранных угнетателей, в нескольких наспех восстановленных комнатах расположилась избирательная комиссия. Ни о каких выборах во время господства Рана нельзя было и думать, непальцы и не подозревали о существовании такого института.

Секретарь избирательной комиссии Прасад Упадхья, высокий, немного грузный человек в традиционных непальских белых облегающих брюках и европейском пиджаке, кажется усталым. Избирательная комиссия — постоянное учреждение при правительстве. Она организует выборы Национального и местного панчаятов. Прасад Упадхья объясняет мне, что по новой системе все местные панчаяты избираются прямым всеобщим голосованием. Косвенные выборы сохранились лишь для панчаятов дистриктов. Членов последних избирают из своего числа депутаты местных панчаятов.

— Люди голосовали весьма активно, — замечает мой собеседник. — Они стремились получить как можно больше сведений о кандидатах, долго прикидывали, Срайнййалй и уж потом останавливали свой выбор на ком-то.

Мне кажется, что Прасад Упадхья невольно преувеличивает значение этой активности. Я наблюдал избирателей и в Катманду, и в Бхактапуре. Прекрасная пагода Ньятапола — один из шедевров непальской архитектуры — многоярусное сооружение, в центре которого на крутой лестнице расположились в два ряда скульптуры мифических животных и божеств, — была облеплена предвыборными лозунгами. Особое значение имели символы, выбранные для себя кандидатами. Неграмотный в большинстве избиратель отдавал предпочтение тем предметам, превращенным в символы, которые его больше интересовали, — весам, очкам, рисовому колосу или фонарю. В Бхактапуре наибольшее число голосов собрало изображение зонтика: лето выдалось жаркое и символ тени вызывал положительные эмоции.

Страна, шагнувшая из мрачного средневековья в современность, вдруг проявила невероятный интерес к демократии, оставаясь монархией. Она обрела сложную японскую электронику, не добравшись как следует до электричества. Она провозгласила бесплатное медицинское обслуживание, но количество населения, приходящееся на одного врача, делает медицинскую помощь недоступной для огромного большинства.

Если в политике приближение к современности может быть стремительным, то в экономике процесс модернизации развивается медленно. 40 процентов населения Непала находится за так называемой чертой бедности. Что же касается остальных 60 процентов, то подавляющую их часть также нельзя назвать людьми преуспевающими. Статистика эта, как и всякая статистика в Южной Азии, конечно, условна. Да и понятие «экономика» применительно к Непалу было для меня условным, пока мне не довелось пройти по его горам три сотни километров пешком. Во-первых, шел я не потому, что люблю ходьбу, а потому что ни проехать, ни пролететь в эти места было невозможно. Во-вторых, я увидел, как люди, пританцовывая у крутых обрывов с огромными корзинами на спинах, несут вниз, в долину Катманду, яблоки на продажу. Наверху, в горах, я увидел, как это ни странно, более налаженный быт, чем в долине или тераях. Яблоки, которые шерпы несли вниз километров 200 на себе, были баловством, не более. Так, выручить немного денег на гостинец красивой девушке. Примерно то же самое можно сказать и о знаменитых горских коврах, ничем не отличающихся по качеству от тибетских. В Хеламбу крестьяне, как и в других горных районах, сами выращивают рис и пшеницу на узких террасах над пропастью, сами ткут себе одежду, сами изготавливают большую часть кухонной утвари и посуды. На значительной части моего пути в горы нельзя использовать даже вьючных животных. В таких условиях процесс образования единого непальского рынка протекает, конечно, не слишком быстро. Бездорожье бьет не только по экономике горных районов, оно нередко дает о себе знать и в тераях. В Дхангари, куда я летел, чтобы увидеть начало строительства с помощью Советского Союза канифольно-скипидарного завода, у местных жителей и крестьян более прочные торгово-экономические связи с индийскими приграничными населенными пунктами, нежели с Катманду. Скоро, с введением в строй небольшого участка дороги, Дхангари соединит со столицей более или менее сносное шоссе, и положение изменится. Сегодня же практический смысл слов «экономика Непала» в значительной мере сводится к экономике долины Катманду, имеющей более или менее прочные связи с предприятиями, выросшими в восточной части тераев. И конечно же, в это понятие входят бесчисленные террасы рисовых полей, которыми изрезаны едва ли не все горы в Непале, за исключением, наверное, лишь снежных пиков гималайских вершин.