— Прилетел, голубчик мой, измаялся цыпленок.
— Отпусти, бабушка: я уже большой, — просил Сан Саныч.
— Ох ты ж, он большой, — счастливо смеялась она, усаживая Сан Саныча на лавку у стола.
— Где внук-то, — басил дед, усатый, с большой розовой лысиной. Он больно кольнул Сан Саныча под нос усами, как платяной щеткой. Сан Саныч поморщился и провел пальцем по лысине, отчего осталась белая полоска и тут же исчезла.
— Больно?
— А нет. Это бог мне за правду лица прибавил. Будешь жить по правде, и у тебя так же будет.
— А сердце-то чует, — говорила бабушка, собирая ужин. — Легла спать, а оно так и рвется: выйди за деревню, подсказывает, едут.
За ужином Сан Саныча стало клонить в сон, и бабушка повела его спать в чулан.
— Хорошо будет в чуланчике-то, покойненько. Окошечко махонькое, солнышко долго не разбудит.
Где-то над крышей заворчал гром, а потом зашуршал дождь.
— Спи, цыпленок, спи. И громушко, и дождичек — славно, хорошо.
— Я тебе, бабушка, две плитки «Рот-фронт» привез и драже, — говорил, засыпая. Сан Саныч.
— На что мне дрожжей: у меня свои есть дрожжи. Зря заботился. А «в рот фронт», это что?
— Шоколад, — одолевая сон, ответил слабо.
Тихо шуршал дождь, что-то шептала бабушка, и Сан Саныч сразу же заснул.
Проснулся он оттого, что в лицо ему кто-то брызнул воды. На бочке, над изголовьем, сидел кот и стряхивал с себя росу. Из окошечка пучком било солнце. Под потолком висели веники, а чуть ниже — мешок, через край набитый волосом, и Сан Саныч удивился: зачем его столько набрали в парикмахерской.
Он вышел на двор, и его осенило солнце. Оно светило сверху и снизу из рассыпанных по траве, лопухам и листьям росинок. На бельевом шнуре сидела ласточка и что-то щебетала, рассказывала сама себе, как болтливая девчонка. Бабушка вешала на колья кринки.
— Проснулся, цыпленок. Умывайся, — она показала на жестяной умывальник, прибитый к столбику, — да будешь оладушки есть.
Она принесла полотенце, но Сан Саныч еще не умывался.
— Ай, водичка холодная? Сейчас я тепленькой волью.
Сан Саныч потянул бабушку за рукав:
— Бабушка, а где туалет?
— На-ко, да вон, на огороде. А ты иди в сарай. На огороде роса — вымокнешь.
Сан Саныч опасливо заглянул в сумрачный сарай. Над головой пролетели две ласточки, обдав лицо ветерком. Он сделал еще шаг в сумрак, но тут кто-то зашипел страшно и больно долбанул в ногу. Сан Саныч кинулся бежать к бабушке, а за ним, вытянув шею, гнался гусак Сенька.
— Сенька, фулюган, подожди, осенью скручу голову! — пообещала бабушка и ударила Сеньку хворостиной по спине, как по подушке.
Сенька, победно гогоча, пошел к сараю, а навстречу ему вышла гусыня со стайкой желтых гусят.
— Иди, я покараулю. — Бабушка с хворостиной встала у дверей. Сенька косил злим глазом из оранжевого ободка и басовито ругался.
В сарае Сан Саныч пригляделся; Под крышей в углу — глиняный ласточкин домик. — Ласточка влетела, помахала крыльями на месте, вцепилась коготками в край домика и отдала птенцам большую муху. Потом она сидела, смотрела на Сан Саныча и нисколько его не боялась. Он перевернул высокое лукошко, залез на него и потянулся к ласточке рукой. Ласточка вспорхнула и с криком «тви! тви!» заметалась по сараю. Сан Саныч всунул руку в гнездо и нащупал мягких и теплых птенцов, вынул сразу двух, розовых, с мелким пушком на спинках. Сердце Сан Саныча заколотилось восторженно и умиленно.
— Ой вы маленькие! И как вас не тошнит от мух. Я вам вкусненькое что-то принесу.
Не раскрыв птенцам секрета, что он принесет, положил их в гнездо, спрыгнул с лукошка и только сейчас заметил, что пол сарая засыпан крупной черной смородиной. Сан Саныч набрал горсть и вышел.
— Чтой-то ты долго, цыпленок?
Сан Саныч разжал горсть:
— Для чего смородину на грязный пол сыплете?
Бабушка смотрела непонимающе и вдруг спохватилась:
— Брось, брось-ка ты! То ж кака овечья.
Сан Саныч, сконфуженный, умывался, а бабушка вытирала концом платка слезы, смеялась:
— Боже-ж ты мой… Смородина… — А потом серьезно для себя: — «В рот фронт» знает, а назем не видывал. Ну и слава богу, слава богу: мы вот жизнь в наземе, так хоть дети да внуки…
Сан Саныч побежал в избу, отломил от плитки кусок шоколада и — в сарай:
— Сейчас я.
— Ай, животик расстроился, — забеспокоилась бабушка. — Я черемушкой тебя попою, враз завяжет.
А Сан Саныч стоял на лукошке и крошил шоколад в гнездо. Ласточки кричали тревожно, летали по сараю и чуть не клевали Сан Саныча в голову.
— Это вам не мухи. Распробуйте, так…
Потом они сели завтракать.
— Зачем вы волосы в парикмахерской собираете?
— Где?
— А в мешке, в чулане.
— На-ко, да это овечья шерсть. Поярковая, — пояснила бабушка. — Валенки из нее сваляем. «Парикмахерская», — засмеялась она. — Ничегошеньки ты, в этом городе живши, не знаешь.
Сан Саныч решил, что овцы для него — сплошная загадка: два раза опростоволосился из-за них.
— Покажи, бабушка, овец.
— А сейчас, цыпленок, увидишь. За огородами Машка пасется с ягнятками. Окотилась она, так в стадо не пускаем пока.
— Как окотилась?
— Родила ягняток. Пойдем вот на озеро дедушку с отцом встречать — и увидишь Машку-то. Дедушка с отцом рано встали. Карасей поплыли ловить.
