Когда ты был старше - [58]

— Выключи! — заорал я.

Бен вздрогнул так, что упал со стула.

Я смотрел, как Бен на ощупь отыскивает пульт, но он был слишком напуган, чтобы помнить, куда положил его. Слишком ошеломлен, чтобы действовать.

Я метнулся за пультом, словно бросился наперегонки со своим здравомыслием. Если не успею выключить телевизор до того, как башню опять протаранят, то сойду с ума. Я взял пульт в руку. Но не успел. Террористы взяли верх. Опять.

Огонь. Бумаги. Бумажная лента на девяносто этажей. В моем старом мире. Еще несколько минут, и люди начнут прыгать из окон.

Колени у меня подогнулись, я стукнулся ими о ковер. И выключил телевизор.

Я нагнулся вперед, прижимаясь лбом к ковру. Минуту-другую силился сообразить, не грозит ли мне реальная опасность. Со временем ощущение утихло.

Я выпрямился, все еще стоя на коленях.

Бен уставился на меня с нескрываемым ужасом.

— Прости, — произнес я, слыша, как дрожит мой голос. Понимал, что и Бен мог это слышать.

— Что случилось?

— Меня это расстраивает.

— Почему?

— Почему?! Погибли же тысячи людей.

— Но все уже видели это. Много раз.

— Для меня это все по-другому.

— Почему?

— Потому что я был там.

— Ты был? Ты же не сгорел.

— Я был достаточно близко, чтобы видеть это, но не до того близко, чтобы сгореть. Я уже рассказывал тебе. Рассказал в первый же день, как вернулся. Ты разве не помнишь?

Он отрицательно повел головой, все еще широко раскрыв глаза.

— Мне полагалось бы быть в одной из этих башен. Если бы так случилось, то я бы погиб.

Видя перемену в моем настроении, видя, как проходит самая буйная горечь, Бен встал и подошел ко мне. Опустился рядом на колени, обнял меня рукой за плечи.

— Почему ты не был там, где тебе полагалось быть?

— Опоздал, только и всего.

— Я никогда не опаздываю.

— Я знаю. А у меня иногда случается.

— Ты бы погиб?

— Да.

— Тогда что бы я делал?

— Не знаю, брат.

— Бедный братишка, — вздохнул он и обвил меня второй своей рукой. Крепко сжал меня. Чуть ли не слишком крепко. Но я не противился.

— Ты себя имеешь в виду или меня? — спросил я.

— Тебя, братишка. Мне жалко, что телевизор тебя расстроил.

Я раскрыл было рот, чтобы объяснить, что на самом деле телевизор тут ни при чем. Все дело в реальных событиях того дня, показанных вновь. Заново запущенных. Потом я пришел к выводу, что это была бы пустая трата времени.

Вот я и оставался стоять на коленях, позволяя своему брату Бену обнимать меня.

Еще через несколько минут мы попробовали вновь вернуться к стрижке волос, вот только ноги меня, похоже, не держали. Пришлось около часа провести у себя в комнате… ну да, в комнате моей мамы… просто чтобы собраться с силами. И даже после этого я едва ли был собран. Просто мог на ногах стоять.

Эль-Саиды должны были прийти в половине шестого. И формально я на час отставал от расписания.

— Не знаю, что тебя так беспокоит, — кричал Бен, перекрывая шум пылесоса. Он ходил кругами за мною с тряпкой для стирания пыли в руках, пока я чистил ковер в гостиной.

— Бен, просто протри пыль, — кричал я в ответ. — Мы опаздываем.

— Отчего ты ведешь себя так нервно?

— Я не нервничаю.

— А делаешь все так, будто точно нервничаешь.

— Просто хочу понравиться Назиру.

— Ты говорил, что уже ему нравишься.

— Просто не хочу перестать ему нравиться.

— Почему можно перестать?

Я выключил пылесос. Тишина оглушала.

— Бен, я прошу. Они придут меньше чем через три часа. Я еще продукты не купил. Картофельное пюре еще не приготовил. Или салат. Уборка продвигается ужасно медленно…

— Ты слишком много времени потратил, делая стрижку. Я тебе говорил, не трать время на отделку.

— Хотелось, чтоб ты выглядел так, будто кто-то заботится о тебе. — Правду говоря, я пробовал оставить волосы как есть, сделав половину стрижки, но Бен и в самом деле выглядел смешно, как детсадовский карапуз, решивший организовать себе прическу с помощью строительных ножниц. Пришлось мне подравнивать, насколько хватало умения. — Пожалуйста, Бен. Иди стирай пыль.

Было 16.29. В любую минуту Эль-Саиды могли позвонить в дверь. А Бен пребывал в состоянии полной потери самообладания из-за того, что волосы, попавшие ему за воротник, кололись.

— Сними рубашку, — сказал я.

— Не поможет. Они у меня на спине.

— Бен! Пожалуйста, делай, как я прошу!

Он надулся. Но рубашку снял.

Я сбегал в ванную, намочил конец полотенца, выжал его, сколько сил хватило, и вернулся с ним в комнату Бена. Тот стоял перед зеркалом в полный рост в одних брюках. Мне были видны все его ребра до единого. Кожа брата была болезненно бледной, как будто он не видел солнца десятилетиями.

— Стой спокойно, — попросил я, кое-как подавив в себе раздражение.

Пустив в ход влажное полотенце, я как мог убрал волосы с плеч и со спины. Плечи у него были в веснушках. В них было что-то детское. Возможно, прозвучит это странно, ведь, чтобы увидеть их, мне пришлось тянуться на цыпочках. Только его голая кожа выглядела совершенно беспомощной.

Зазвонил дверной звонок, сердце мое словно сковало льдом.

— Надень рубашку, — сказал я и побежал открывать. Уже через три шага за порогом комнаты Бена я понял свою промашку. Заглянул обратно в комнату. Бен всовывал одну руку в ту же самую рубашку в волосах.