Когда сорваны маски - [23]

На самом деле домой ей совсем не хотелось. К тому времени она уже успела потерять голову.

Раньше ей не приходилось общаться с парнями его круга.

Он оплатил ей такси до Худдинге. После его огромной квартиры в Эстермальме собственная показалась тесной, как спичечный коробок. В его комнате не было афиш молодежных рок-групп, зато висели картины неизвестных ей художников. Хотя, с другой стороны, кто в этом Эстермальме знает «New Kids»[14] или Майкла Джексона?

Ей понравилось, что он понял ее отказ.

А на следующий день мать осторожно постучала в дверь и пригласила ее к телефону. Она так и не поняла, кто дал ему их номер.

– В три я пришлю за тобой машину, о’кей?

Потом прибыл автомобиль. Водитель был в форменной фуражке с козырьком. Родители провожали ее, стоя на лестнице их дома в Худдинге.

Парень пригласил ее в кафе «Опера» на бокал шампанского и устрицы.

«Вдова Клико» было написано на этикетке.

На этот раз она позвонила домой и сказала, что переночует в городе.

* * *

Сразу по моем возвращении из Сольвикена позвонила Бритт-Мари. Посоветовала связаться с неким Ларсом Берглундом, бывшим редактором отдела новостей местной газеты, ныне пенсионером.

– Вам стоит расспросить его, он обязательно поможет. Берглунд из тех, кто знает все обо всем. Не скажу, что он обижен, он не таков. Но то, что его знания и опыт вдруг оказались невостребованными, безусловно, его огорчает.

– Обязательно позвоню ему, – пообещал я.

Ларс Берглунд ответил сразу, и у меня возникло чувство, что Бритт-Мари предупредила его о моем звонке. Я изложил суть дела, и бывший редактор тут же пригласил меня в свой дом в Лербергете.

Солнце палило нещадно, и брезентовый зонтик над столом в саду не спасал положения. Берглунд жил в двухэтажном особняке старой постройки – с классической остроконечной крышей и балкончиком на мансарде. Я ничего не имею против современных вилл с окнами от потолка до пола, но на фоне вычурных новостроек Лербергета дом Ларса Берглунда выглядел не музейным экспонатом, а самым большим архитектурным изыском в стиле ретро. Так иногда бывает и с модой, и с трендами.

Хозяин, сидя на табуретке во дворе, красил штакетник в желтый цвет. Он сосредоточенно обрабатывал дощечку за дощечкой и жевал трубку.

– Теперь любая мелочь отнимает у меня уйму времени, – пожаловался Берглунд, поздоровавшись. – Раньше все шло быстрее.

– Пахнет в любом случае хорошо, – улыбнулся я, вдохнув полной грудью. – Что может быть прекраснее запаха свежескошенной травы и свежей краски.

– Пойдемте на террасу, – пригласил хозяин. – Не то чтобы я плохо переношу жару, но такое солнце, как сегодня, лучше пересидеть в тени.

Преодолев несколько ступенек, мы расположились за круглым садовым столом, под зонтиком с дыркой посредине. Берглунд подвинул мне кресло-качалку, вероятно, такое же древнее, как и дом. Несмотря на тень, на террасе было немногим прохладнее, чем во дворе.

Вскоре на столе появились теплые булочки с корицей, чашки, блюдца, ложки и термос с кофе. Подняв с клумбы консервную банку, Берглунд с помощью металлической палочки вычистил в нее трубку, потом снова набил чашечку табаком и задымил.

Давненько я не видел, как курят старинные трубки.

Рослый и худой, Ларс Берглунд носил подвернутые снизу голубые джинсы и клетчатую рубашку, расстегнутую на шее. Но самое примечательное в нем было другое. Лицом бывший редактор как две капли воды походил на футболиста Хенрика Ларссона, разве что был бледнее и старше. И это сходство так меня поразило, что я уставился на него, забыв о приличии.

– Не вы один, – заметил Берглунд, угадав мои мысли. – Надо сказать, Хенрик – единственный из футболистов, на кого я хотел бы походить. Помните, когда он играл за HIF? Славные были времена, что и говорить, и для Хельсингборга, и для газеты.

– Коллеги, наверное, называли вас Хенке? – улыбнулся я.

– С чего вы так решили? – почти возмутился Берглунд. – Они даже Лассе меня не называли, потому что по виду я типичный Ларс.

Он рассказал о жене, умершей от рака легких пять лет назад. С тех пор он жил в доме один.

– За всю жизнь не сделала ни одной затяжки, – говорил он, помахивая трубкой. – Тем не менее ее нет, а я вот сижу здесь с вами.

Я отказался от второй чашки кофе, а Берглунд подлил себе еще и предложил приступить к делу.

– По телефону вы как будто сказали, что интересуетесь Якобом Бьёркенстамом и каким-то белым автомобилем в Мёлле?

– Это как-то связано с делом, которое я сейчас расследую, – кивнул я. – Но как именно, я еще не понял. Я беседовал с репортером, который писал о Бьёркенстаме в газете. Он совершенно не в теме. Этого следовало ожидать, судя по тому, что я о нем знаю.

– А самого Бьёркенстама вы не знаете?

– Читал о нем в газете, только и всего.

– Я тоже незнаком с ним, – заметил Берглунд. – А в газете, собственно, ничего не было. Здесь всем известно, что Бьёркенстам хочет инвестировать деньги в коммуну. Однако по своим каналам мне удалось выведать, что с этими деньгами не все чисто. И когда я увидел в газете тот белый автомобиль, первым делом понадеялся почему-то, что в статье речь пойдет именно об этом.

– Не все чисто? Что вы имеете в виду? В газете было сказано, что он «подпольнейший» шведский миллионер.