Когда сорваны маски - [25]

Когда она загорала в бикини, Кочка забывал про свой футбол. Она чувствовала на себе его взгляд.

Но когда она призналась мужу, что Кочка ей неприятен, тот только пожал плечами:

– Трудно сегодня в Швеции нанять стоящего человека… И потом, зачем тебе лежать на солнце в чем мать родила?

А однажды вечером Кочка онанировал, думая, что она его не видит.

И конечно, он заслужил эту отметину на лице.

Хотела бы она знать, о чем разговаривал с Кочкой ее супруг, когда как-то ночью спустился к нему на кухню. Через некоторое время он вернулся в спальню и в ответ на ее вопрос, что случилось, только и выдавил сквозь зубы:

– Ничего.

– Но ты ведь о чем-то разговаривал с ним?

– Об идиотах, – прошипел муж. – О том, что меня со всех сторон окружают одни идиоты.

Пролежав некоторое время в постели, он поднялся, вынул ремень из брюк, которые лежали в гардеробе, и снова вышел на лестницу. Раздался звук, похожий на удар плетью, и сдавленный крик. А потом ее муж снова поднялся в спальню.

Ремень он повесил на стул.

Она чувствовала, как он дрожит под одеялом.

Муж поцеловал ее в живот, отдернув ночную сорочку, а потом в бедра, и она раздвинула ноги.

Все получилось восхитительно.

Но как же это было давно…

* * *

Бывает, застрянешь в каком-нибудь провинциальном городке на несколько месяцев и уже начинаешь думать, что вдоль и поперек изучил его вместе со всеми окрестностями. А потом набредаешь на какую-нибудь незаметную проселочную дорогу, и она уводит тебя к незнакомым деревенькам и уединенным крестьянским хуторам и к еще меньшим дорожкам и тропкам, иные из которых не более чем две колеи, оставленные колесами, с высохшей травой между ними.

В такую глушь я и заехал, следуя плану местности, который начертил для меня Ларс Берглунд. Жесткая трава царапала раму автомобиля, когда я медленно въезжал в лес.

Деревья и кустарники протягивали в окна колючие ветки. Внезапно дорога сузилась до лесной тропинки. Ехать дальше стало невозможно.

Преодолев еще несколько метров, я дал задний ход и остановился между двумя деревьями. Здесь царили тишина и покой и было не так жарко, как на шоссе. Я огляделся и вдруг подумал, что на мотоцикле наверняка можно проехать дальше. Впечатанные в песок следы шин подтверждали это предположение.

Тропинка круто взяла вбок, и я словно очутился на пороге залитого светом огромного зала. Это была поляна, посредине которой стояло подозрительного вида прямоугольное строение. Я направился к нему, напряженно вслушиваясь в тишину. Вблизи строение оказалось теплицей, площадью не меньше половины футбольного поля.

Задаваться вопросом, что в ней выращивают, было излишне.

Окна теплицы были закрыты, а на двери висел огромный замок. Но я уже чувствовал сквозь стеклянные стенки характерный запах. Прильнув к окошку, я разглядел знакомые остроконечные листики, от пяти до семи на каждом стебельке. Самые высокие из растений царапали прозрачную крышу.

– Вот черт!.. – невольно вырвалось у меня. – Да этой марихуаны хватит на миллионы страждущих.

Вокруг стоял все тот же пронизанный летним солнцем буковый лес – с мягкой травой и нежными белыми цветами. Только мне вдруг стало не по себе. Природа, всегда внушавшая мне покой и умиротворение, вдруг наполнилась подозрительными звуками. Я слышал, как угрожающе хрустнула ветка, потом заскрипело дерево и заухала какая-то птица. Меня всегда удивляло, почему в лесах никогда не щебечут птицы? Кому нужна эта давящая, нагнетающая страх тишина?

Обойдя теплицу со всех сторон, я обнаружил разбитое окошко. Вытащив из рамы осколки стекла, я получил отверстие, достаточно большое, чтобы пролезть внутрь.

Так я оказался в теплице.

В помещении стоял резкий, удушливый запах, как от дешевой парфюмерии.

Или наоборот, изысканный, как от самой дорогой.

На тот момент я едва ли был способен отличить одно от другого.

Достав мобильник, я снял несколько растений вблизи. Потом отступил на пару шагов и сделал общий план – длинные ряды зеленых ростков. Тут же отослал снимки Ларсу Берглунду для его газеты.

Осматривая плантацию, снабженную, ко всему прочему, сложной оросительной системой, я набрел на нечто похожее на каменное надгробие. Оно стояло неподалеку от разбитого окна, через которое я проник в теплицу.

Я пригляделся, поскреб древнюю каменную плиту. Похоже, это было все-таки не надгробие, а нечто вроде рунического памятника высотой около полуметра. Счистив в нескольких местах засохшую землю, я обнаружил высеченные на нем знаки – что-то вроде креста или свастики, рядом изображение змеи и портрет – не исключено, что Адольфа Гитлера, точнее разглядеть было трудно, потому что камень сильно обветрился. Я копал, царапал, пиная плиту каблуком, – все было бесполезно, она почти наполовину ушла в землю. И все-таки кое-что мне удалось разобрать – несколько высеченных в самом низу шведских имен.

Ан…

…ивек…

Бертиль.

Последнее читалось достаточно четко.

Чтобы разглядеть больше, следовало аккуратно отмыть поверхность от пыли. Но даже в этом случае я не был уверен в благополучном исходе дела.

Я успел снять камень на мобильник, когда лесную тишину прорезал отдаленный звук.

Похоже на жужжание мотора.