Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей - [41]
Поговорим об остальной части! Реклама и «гангстеры». Вдобавок множество иллюстрированных в технике глубокой печати приложений, позволяющих хорошо провести время, поглотить наше время. Вот в чем конкретно я упрекаю современную газету. Я понимаю и признаю, что это превратности времени; будучи градостроителем, я согласен: что бы вы хотели, чтобы делали столько миллионов человек, стоящих перед выбором между своей убогой квартиркой или далеко не привлекательной улицей? Вес современной газеты, таким образом, находится в прямой зависимости от кризиса градостроительства.
Относительно немногословная, хорошо скомпонованная французская газета предлагает разумное соотношение между серьезными вещами: политикой и экономикой – и «будоражащими», попросту говоря, сплетнями: оружие, расчлененные женщины, скандальные судебные процессы. Я не противник подобных сплетен, основное достоинство которых в том, что они правдивы. Они глубинно затрагивают человеческую психологию, этакий Бальзак на каждый день. Впрочем, Бальзак зачастую не отваживался на рискованные повороты, какие совершает сама жизнь в изложении репортеров раздела «происшествий». «Я должен, – говорил он, – оставаться правдоподобным». А вот газета подчас бывает неправдоподобной. Порой будет нелишним узнать, из чего сделана жизнь. Так же как быть осведомленным и знать, что в степи водятся волки.
Американские газеты полны «гангстерских» историй, хотя временная приостановка «сухого закона» отправила в отставку армии бутлегеров. Однако гангстеры-то остались. Надо сказать, что гангстер – это чисто американский продукт: набеги индейцев еще не ушли в прошлое, а недавняя колонизация (эмиграция прекратилась только после войны) дала индейцев, порой превосходящих образцы наших. От Бродвея из-за его сомнительной толпы, состоящей из проходимцев в засаде и порядочных визитеров в поисках острых ощущений, так и разит гангстерством. Бродвей – особенное место в мире, натянутое как проволока с танцующими на ней в изобилии танцорами. Здесь ощущается сутолока высадки, беспорядок недавней цивилизации. Это «интенсивно живое» место, настоящий «новый свет».
Поселенцы – а они, и вправду, существуют, – движимы чудовищно противоположными целями: одни желают сохранить и упрочить свою веру, религию или нравственные принципы; других испепеляет жажда приключений, действия, денег – поселенцы ежедневно обновляются. И даже само американское сознание явственно отмечено строгими порядками или, наоборот, разнузданностью общества, которое, в определенном смысле, только что сошло на берег. Эти люди из глубинки, прибывшие под предлогом дела, в общем-то, и не могли бы оказаться в другом месте, потому что Бродвей – это «приемная» улица: огненные каскады света уже давно подали им знак (фильмы и происшествия). В магазинах и местах развлечений выставлены товары для гостей-поселенцев. Это отдает сельской местностью или саванной. Бродвей – это гигантская лавка, торгующая скобяными товарами и бакалеей: такие можно встретить на новых дорогах Марокко или в американской глубинке. Развалы, где можно найти всё необходимое: гвозди, бечевку, немного слишком кричащие рубашки и галстуки, башмаки. А также красивых девушек в бурлесках, чтобы не ходить за ними в пользующиеся дурной славой «запретные кварталы» публичных домов. Придорожное снабжение: предметы быта и страсти, подтяжки и подружки, всё для «пользы» и сексуального возбуждения. Мечта, материализовавшаяся в треске огней, бурлении толп, хорошо организованных в сиянии хромированного металла пирах, вновь переживает здесь в масштабе Манхэттена приключение из фильма «Поезд в 8:47» [76].
8
Crescendo
Мрачный, подавленный Париж, готовый к революции. Высокая влажность, обложенное небо (в сердцах). Осень 1935 года.
1937 год: «Искусство и технологии»? Моды. Продолжение 1925 года, «Международной парижской выставки декоративного искусства и художественной промышленности». Декоративное искусство еще не умерло, торговые палаты еще следят и вслух высказываются в Муниципальном совете. В городе бастуют избиратели-лавочники, а это серьезный аргумент! Попытка спасения агонизирующих промыслов; трупы всё еще хотят усидеть в своих креслах. Возможно, нам снова придется ввести должность кучеров фиакров. «Искусство и технология» – это была хорошая программа. Она внушала надежду. Быть может, откроется дверь в завтра? Не спешите! Еще предстоит устроить торжественные похороны. Еще будут балдахины над «Искусством и технологией».
«Нормандия» – французский посол в Америке. Размеры не французские, но американские. Моря больше не существует; это ящик для транспортировки. Это приятно – очарование, изнеженная и безмятежная жизнь. Я думаю о своем «бодрящем пассажирском судне». Я попросил для нас у интенданта корабля разноцветные смокинги: ярко-алые лакеи соответствуют роскоши судна; все мы за ужином проводим сельские похороны; цветут в своих пышных туалетах прекрасные дамы. Забавный конец цивилизации: человек с султаном из розовых, белых и синих страусовых перьев, в бархатном или шелковом сверкающем одеянии, только и может что засунуть обе руки в карманы черных панталон. Десять лет назад Морис де Валефф
