Когда прошлое встречает будущее - [3]

Статья открывалась свадебным фото: Мун-старший во фраке и нежно-розовым цветком в петлице и брюнетка в длинном белом платье. Невеста (или уже жена?) держала своего мужчину под руку и счастливо улыбалась фотокамерам журналистов. «Тео», по поводу потери которой так убивался Сэм, оказалась никем иным, как моей бывшей наставницей, Хранительницей Темной Библиотеки. И была она вовсе не Тео, не Теодорой Мун и даже не Теодорой Барт, а Авироной.

Я потряс головой, понял, что наваждение не пройдет, а плохой сон не закончится, допил кофе, отложил газету, но через секунду снова взял ее в руки. Статья рассказывала некоторые подробности о браке «господина и госпожи Мун», а также сообщала детали биографии «Теодоры Барт». Дочь Тони Барта, известного криминального адвоката, основателя самой большой юридической конторы в городе, и его первой жены, сводная сестра его младшего сына Уильяма, юриста и компаньона бизнес-леди Изольды Астер-Паттерсон, хозяйки сети городских отелей и части клубов в Ночном квартале.

Здесь же было несколько снимков. Самуэль, Теодора и ее подруга, модельер Франческа Уинстон, или, как ее называли в Треверберге, мадемуазельF.W — эти две буквы были знакомы каждой уважающей себя моднице, и они почитали за честь купить туфли или предмет одежды с биркой, на которой они значились. Самуэль, Теодора, роковая красавица Изольда Паттерсон и ее, Изольды, компаньон, молодой Уильям Барт (который по совместительству был ее и ее любовником). Самуэль, Теодора и Гвендолен Астер, мать Изольды, основательница первого в городе дома мод, которую годы, казалось, делали только лучше, и за ней вполне могли приударить ровесники любовника ее дочери. Все эти фотографии могли бы показаться лишними, но автор статьи опирался на них в своих рассуждениях об «аморальных нравах в высшем свете».

Материал завершался двумя портретами бывших супругов, на этот раз, по отдельности. На Авироне был костюм в черно-белой гамме в стиле мадемуазель Шанель, а волосы она собрала в строгую деловую прическу, открыв лицо. Неяркий макияж — аккуратно подведенные глаза и неброская помада. Она казалась совсем чужой, но вместе с тем была той самой Авироной, которую я видел в последний раз так давно (или только вчера). Она собирала свои немногочисленные вещи и уезжала из моего дома на берегу Женевского озера для того, чтобы больше не вернуться.

Я в стотысячный раз пробежал глазами статью и с отчаянным упрямством тех, кто упивается собственной болью, прочитал крохотный отрывок диалога «мисс Барт» и автора материала.

— Что вам больше всего запомнилось из вашего свадебного путешествия, мисс Барт?

— Швейцария. Мы жили в Монтрё и провели одну ночь на самом берегу Женевского озера. Там очень романтично. Красивая природа. Стоит побывать.

Порой я неосознанно восстанавливал в памяти мельчайшие детали происходившего между нами тогда, возвращался в наш маленький личный мирок, о существовании которого никто, кроме нас, не знал. Он играл для меня роль прибежища: я мог спрятаться там в те моменты, когда реальность становилась невыносимой, подождать, набраться сил и потом снова отправиться в путь. А теперь в него ворвались, нарушили целостность и наследили везде, где только могли. Я чувствовал себя так, будто у меня отобрали что-то самое сокровенное, взяли душу, вывернули ее наизнанку, хорошенько потрясли и вывесили на центральной городской площади — на всеобщее обозрение.

Неизвестно, сколько еще я мог просидеть, изучая пустую кофейную чашку и перебирая в руках газету, если бы меня не отвлек звонок телефона. Я вспомнил, что на дворе не девятнадцатый, а двадцать первый век, я не в доме на берегу Женевского озера, а в Треверберге, и что рядом со мной нет Авироны. Уже давно нет.

— Меня приняли! — радостно завопила Эмили, решив не тратить время на приветствия. — Без вступительных! Представляешь?!

— Я не сомневался в том, что тебя примут. Ты умница.

— Пап… Что случилось?

— Возвращайся домой и не ешь в забегаловках — я приготовлю обед.

— Пап, я серьезно! Что случилось?

— Все в порядке, детка, не бери в голову. Я жду тебя.

Эмили помолчала.

— Я приеду, и ты расскажешь мне все, ладно? Мы пообедаем, а потом пойдем есть итальянское мороженое. Я хочу с шоколадной стружкой! А тебе понравилось фисташковое, и еще тебе нравится кокосовое. Вот видишь, я все помню! Кстати, это ничего, что я припарковала машину у автобусной остановки, и мне выписали штраф?

— Если это шутка, Эмилия, то она совсем не смешная. Если это правда, то платить ты будешь из своего кармана. И тогда у тебя пропадет желание парковать машину там, где не следует.

— Какой ты сегодня серьезный! Если не попаду в пробку, буду через сорок минут.

Поход в кафе с итальянским мороженым был отложен на неопределенный срок, потому что Эмили позвонила одна из ее многочисленных подруг, и она ушла по делам, оставив меня в одиночестве. Весь день я бродил по дому без определенной цели, безуспешно пытаясь отвлечься на книги, живопись и работу, и решал один, но очень важный вопрос: хочется ли мне идти на сегодняшнюю выставку? Хотя, наверное, стоило посмотреть правде в глаза и сказать, что звучал он иначе: