Когда приходит любовь - [13]

Игривость в его тоне вызвала в ней приступ ненависти.

— Нет. Нет. Тут совсем другое. Это не обычные перемены. Послушай же меня!

— Я слушаю, — устало произнес он.

— Она все время готовит, иногда даже ночью.

— Ну, не вижу в этом ничего страшного. Продолжай, — сказал ее отец.

— И покупает странные вещи. Большие кастрюли и кулинарные книги.

— Ну, она всегда легко тратила деньги, — сухо заметил он.

— Да нет, ты не понимаешь. Она купила эти полотенца — всех цветов… — Даже самой Клэр это показалось несерьезным. Она услышала, как отец прикрыл трубку ладонью и заговорил с кем-то. Она запаниковала, понимая, что не может до него достучаться.

— И она забрала меня из школы, чтобы пообедать. И налила мне вина! — Ей не хотелось, чтобы в ее голосе слышалось отчаяние. Но она действительно была в отчаянии.

— Ну, полагаю, это мудро. Французские дети моложе тебя пьют вино, Клэр. Тебе понравилось?

— Мне понравилось? Отвратительно. И она флиртовала с официантом, совсем молодым, держала его руку. И она мне говорила вещи, которые не должна была говорить. Которые она раньше никогда бы не сказала. Вещи о… — Клэр уже плакала.

— Успокойся, ласточка. О чем?

Клэр закрыла глаза.

— О сексе.

«Ну вот, я сказала, — подумала она. — Теперь я предательница». Поверить невозможно, но отец рассмеялся.

— Послушай, Клэр, твоя мама взрослая женщина, одинокая женщина и, если я правильно помню, очень красивая женщина. Если ей вздумалось пофлиртовать с официантом или с кем-нибудь еще, это ее личное дело. Возможно, ты чувствовала себя неловко, но это вполне естественно. И тебе ведь уже почти одиннадцать лет. Я даже удивлялся, почему она до сих пор не поговорила с тобой на эту тему.

Клэр не обратила на его слова внимания.

— Я только думаю, что это все летучая мышь виновата.

— Летучая мышь?

— Как-то прошлым летом мы проснулись, а в доме летает летучая мышь. Мама рассказала об этом доктору Аду-бе, и он сказал, что на всякий случай нам следует сделать прививки от бешенства. Но не в живот. Мама считала, что не может быть, чтобы человека укусила летучая мышь, а он бы этого не заметил, но она все равно велела сделать мне уколы. Сама же не делала. И теперь она заболела.

— Да нет у твоей мамы бешенства, Клэр. — Он говорил уже голосом отца, демонстрирующего терпение. На мгновение, несмотря на все усилия, отчаяние победило гордость. И она заговорила более жалобно, чем ей бы хотелось.

— Папа, то, что происходит, пугает меня. Я не могу спать.

— Абсолютно нечего бояться. Уж поверь мне. А теперь мне очень жаль, но я должен идти.

«Он собирается повесить трубку, — подумала Клэр. — Держись, держись, держись».

— Ничего тебе не жаль. Но ты мой отец, ты должен помочь. — Последовала пауза.

— Говорю тебе как твой отец, что все в порядке, Клэр. Я тебе скоро позвоню. — И он повесил трубку.

Клэр посмотрела на телефонную трубку в своей руке, затем сунула ее под подушку, чтобы не видеть. Сползла на пол, подтянула коленки к груди и крепко обняла их.

«Глупо чувствовать себя еще более одинокой после этого разговора», — подумала она. Она ничего не потеряла, поскольку терять вообще было нечего. Тем не менее она все равно чувствовала себя очень одинокой.

Глава 5 Корнелия

Меньше чем через двадцать четыре часа после того, как я получила цветы, он позвонил. И не просто позвонил, учтите, а позвонил из Лондона. Услышав его голос, я почувствовала запах ячменной лепешки и творога рядом с ним на столе и увидела красные двухэтажные автобусы на улице.

— Привет, — сказала я.

— Ты ешь? — спросил он.

— Иногда, — ответила я.

— Я имел в виду, что ты ешь?

— Ну, разное, — ответила я. Прижала два пальца к запястью. Пульс сумасшедший. Голос спокойный.

— Вегетарианка?

— Всеядная.

— Ты ешь буквально все?

— Никаких языков. И лакричных конфет.

Он рассмеялся чистым, теплым, золотистым смехом, заставив меня почувствовать себя чистой, теплой и золотистой.

На мне было платье, короткое легкое темно-красное шерстяное пальто с узкими обшлагами и мои любимые черные сапоги до колена. Единственное преимущество карликового роста — это то, что и ступни тоже маленького размера, что позволяет разгуляться на обувной распродаже. (Не пугайтесь, я не собираюсь нагружать вас описанием всех моих туалетов, хотя прекрасно помню, что ребенком мне именно это нравилось в книгах Нэнси Дрю. «Нэнси в прозрачной голубой кофточке открыла дверь», «Нэнси накинула мягкий желтый кардиган на худенькие плечи и скользнула в кабриолет», «Нэнси сняла блузку, юбку и туфли и надела бледно-зеленое платье и жемчужное ожерелье». Иногда важно, что на тебе надето.)

Будучи истинной дочерью своей матери, я не стала прислушиваться к внутреннему голосу, орущему что было сил: «Доверься этому мужчине полностью!» — и когда Мартин спросил, куда ему заехать за мной, предложила встретиться в ресторане. Через пять дней я вошла в ресторан, где он меня ждал. Не стану распространяться насчет его внешности, скажу только, что он был великолепен, как бывают великолепны вырезанные вручную деревянные фигуры: такие ровные, гладкие, изогнутые, сияющие и настолько совершенные, что только через несколько секунд вас как молнией озаряет: «Господи, вот же стул!» Вы садитесь и хотите остаться там навсегда.