— Габриэль! — заорал я.
— Я промахнулась, — сказала Шанталь. — Как это я промахнулась?
— Сюда! — сказал я. — Наклонись ко мне.
Шанталь покорно встала на колени передо мной. Я обеими руками сжал ее руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение. Но мои руки онемели и совсем обессилели.
— Габриэль!
— Что случилось? — спросила Шанталь. — Я не поняла.
— Я забил ствол пистолета.
— Ты хитрый лис.
Над нами склонилась Габриэль. Я не мог понять, что она говорила.
Я сказал:
— Сожми ей руку выше локтя как можно крепче.
Габриэль опустилась на колени и сделала все так, как я сказал.
— Шанталь, где ключ от наручников?
Она посмотрела на меня и сказала:
— Мне дурно.
Ни Габриэль, ни я не могли остановить кровотечение.
— Где Майк? — спросила Шанталь.
Даже при слабом освещении было видно, что лицо ее было бледным — смертельно бледным.
— Как все глупо… Как глупо…
— Не сдавайся, — сказал я.
Кровь больше не хлестала, как на первых порах. Очевидно, это был конец.
Габриэль и я отплыли из лагуны с первыми проблесками зари. Мы оставили Крюгера на съедение крабам и рыбам.
Утро было тихое, влажное, туманное. И море, и небо были одинакового опалового цвета, из-за чего линия горизонта стала неразличимой. Не маячили суда, не слышались гудки и свистки. Мы были одни.
Блай стал энергично прочищать горло, что обычно предшествовало приступу болтливости.
Когда уже занялось утро, я выключил двигатель, и мы похоронили Шанталь. Мы плотно замотали ее в старый парус, а запасной якорь, привязанный к ногам, увлек тело в темную бездну моря. Никакой специальной церемонии не было, если не считать того, что все проходило в молчании.
— Последний звонок, — сказал Блай.
— Что ты собираешься делать? — спросил я Габриэль.
— Ты обещал, что мы отправимся этим летом в плавание.
— Обещал. Стало быть, отправимся.
— Дай мне пива, — произнес Блай.
— Габи, так все-таки ты мне дочка или нет?
— Вполне вероятно, что дочка. А ты разве так не думаешь?
— Знаешь, малышка, приблизительно двадцать лет назад твоя мать и я отправились в круиз; такое ощущение, что это было вчера. Даже нет, этим утром. В этот самый момент. И вот мы вместе — ты и я.
— Ora pro nobis, — сказал Блай.
