— Что ты сделаешь?
— Поставлю под тебя мину замедленного действия. Позвоню Анне Михайловне. Против преферанса мы с ней найдем общий язык, будь спокоен.
— Против преферанса вы, конечно, сговоритесь, но я совсем не уверен, что Аня будет за бородинский вояж.
— Будет! Ручаюсь. Значит, решено: едем?!
Женька смотрит на часы и поспешно поднимается со
скамейки.
— Время вышло. Побежал трудиться. Подробности по телефону.— И он уходит.
Сначала я вижу его широкую спину, прямые угловатые плечи, но вот он исчезает за поворотом дорожки, и я снова остаюсь один.
«Господи, что ж мы будем делать в этом знаменитом Бородине целые сутки? — думаю я.— Ну, приедем. Погуляем, перекусим, завалимся спать. С утра посетим музей. А потом? Нет, все это — ужасная ерунда. Женькины фокусы. Надо отказаться, придумать что-нибудь веское и благовидное. В конце концов можно поехать в Парк культуры, можно податься в Сокольники. Чем не кислород? И близко...» Дома меня ждет сюрприз.
Перешагиваю через порог, и на меня налетают ребята. Сережка и Юля чем-то ужасно возбуждены. Шумят, перебивают друг друга.
— Пап, а пап, звонил дядя Женя! Едем...
— Скажи-ка, папа, ведь недаром Москва, спаленная пожаром...
— Не лезь, Юлька, дай сказать. Пап, а пап, в Бородине речка есть? Рыбу будем ловить?
— А у меня одна тапочка разорвалась.
«Успел. Подложил-таки мину, бродяга»,— думаю я и обхожу стороной ребят.
Аня роется в шкафу. Я здороваюсь с женой и спрашиваю, что она делает.
— Готовлю амуницию для похода,— говорит Анна Михайловна и, как флаг, поднимает над головой мои старые тренировочные брюки.
Все ясно: отступать некуда.
События тем временем продолжают развиваться. Откуда-то появляется нечто среднее между рюкзаком и котомкой. Сережка находит мой старый офицерский планшет и флягу. Юля притаскивает из чулана выцветший сачок для ловли бабочек. О боже! Только сачка нам не хватало.
Звонит Женька.
— Докладываю: едем, как боги, на «Победе». Достал на два дня. Ликуйте и радуйтесь! Чайник не забудьте захватить.
«Победа»! Ребята визжат от восторга. Сережка импровизирует:
Мы едем, едем, едем в веселые края!
Мы едем на «Победе» до Бородина!
Да, мы едем.
Машина бежит, и бежит, и бежит. Десять километров остались позади, тридцать, пятьдесят... Ребята устали вертеться, они уже не комментируют сменяющиеся по пути в Бородино картины. Аня задумчиво смотрит на дорогу и тоже молчит. О чем-то замечталась. Один только Женька не перестает говорить.
— Где вы такой лес видели? В кино. Березки, сосна, осинничек. Красота! Осенью тут грибов будет пропасть. Ребята, коровы! Смотрите, смотрите, в Москве ни за что таких коров не увидите. Здорово!..
Шоссе сужается. Мы едем теперь не по трассе Минской автострады, а по старой «можайке». Обочины густозеленые, в открытые окна машины хлещет тугой, настоянный сенным запахом, ветер. Жары нет. Действительно, хорошо!
Мы проезжаем Можайск. Близится финиш. Женька становится торжественным и важным. Из глубин своей необыкновенной памяти (все помнит!) он извлекает лермонтовские строчки:
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? На зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!..
И, словно по волшебству, перед нами открывается первый бородинский памятник. Но Женька не останавливает машину.
— Это еще не само поле, ребята. Сейчас Колочу проскочим, повернем налево — вот тогда стоп: вылезай — приехали!
Но уже и Колоча, и поворот позади, и Бородинский музей виден, а Женька все не останавливается.
— Дядя Женя, куда же мы едем? — не выдерживает Юля.
— Минутку! Ровно одну минутку терпения!
Евгений Петрович храбро проезжает под знаком
«проезд запрещен», загоняет «Победу» в густой орешник и выключает мотор.
— Все! Прибыли.
Мы выгружаемся и осматриваемся. Впереди поле, справа, вдалеке, виднеется монастырь, слева и позади — роща.
Тепло, тихо. Пахнет землей и травами. Молча переминаемся с ноги на ногу. Ждем руководящих указаний командора. Он не заставляет нас бездельничать слишком долго.
— Люди стали только тогда людьми, когда научились разводить костер,— голосом экскурсовода говорит Женька.—Ребята, вы поняли меня? Давайте топливо!
— Дрова, значит? — спрашивает Сережка.
— Валежник, сухостой, корье. Подножный материал. Ясно?
Сережка и Юля нерешительно отходят к деревьям. Минуты через две ребята возвращаются. В руках у каждого по прутику.
— Это надо?—спрашивает Юля.
— О, бледнолицые братья, неполноценные дети природы! Вы умрете с голоду, если будете таскать топливо штучными прутиками. Володя, не стой памятником, возьми детей в руки и научи их добывать материал для костра, а мы с сестрой Анной приготовим пока стоянку. Я кончил.
Сережка в полном восторге от «бледнолицых братьев», Юлю смутили «неполноценные дети», а я никак не могу решить, что мне надо делать: злиться, ворчать или принять предложенную роль заместителя индейского вождя?
А, была не была, все равно приехали!
— За мной!—кричу я и кидаюсь в заросли.
Мы таскаем сучья, валежник—все, что попадается под руку. Гора топлива быстро растет. Тем временем Евгений Петрович и Аня вытаскивают из машины кусок старого брезента, большущую кастрюлю, пару солдатских котелков, кружки, банки с консервами.
