Когда мне было 19 - [14]

— И где ты ещё таких друзей найдёшь? — хихикнул Лёша, подтолкнув неслабо по рёбрам.

— Спасибо, ребята. Я вас очень люблю! — сентиментально, чуть не плача, произнёс я; очень был тронут тем, что меня любят, и будут ждать.

Тут сзади подбежала Юлечка и со слезами на глазах повисла на моей шее:

— Не пущу!!! — закричала она. — Только не этого человека! Прошу!

Я так хотел избежать телячьих нежностей, но слёзы полились сами собой. Что за день? Уж не пролог-ли это к моей новой жизни? И что делать с человеком, обмякшим на твоей шее? Как утешить? Я провёл рукой вдоль изящной спинки, целуя лобик и носик ненаглядной. Большим пальчиком вытер слёзы с её карих глаз, как вдруг услышал позади:

— Ми — ся — ти — на!!! — голос приближался. Так называла меня только мама (она придумала мне такое умилительное прозвище от старорусского слова — Митя — так раньше Дмитриев звали). Так и знал, что мама с дядей Толей всё-таки приедут. Дело перетекло в слюнявое русло. Мама меня три минуты фотографировала с друзьями и любимой девушкой. И, наконец, я буквально вылез из объятий близких людей и постучался в высокие, серые ворота, на которых был выгравирован герб Украины. Строгий, молодой солдат открыл и лаконично потребовал мою повестку. Немного растерявшись, я порылся в карманах узких джинсовых штанов и, немного смятую, протянул её солдату. Он на миг опустил взор на клочок бумажки с моей фамилией и опосля сказал, чтоб я шёл вперёд. Глотнув тяжёлый ком старой жизни, я тот час же скрылся за серыми воротами, где остались плачущие родители, бьющаяся в истерике Юля и вздыхающие друзья.

Вот и началась моя новая жизнь. Долг перед Родиной — есть долг, чтобы я не думал.

Сразу за воротами меня остановили двое толстых мужчин лет под сорок, в милицейской форме. У них было весьма игривое настроение. Когда они обратили на меня внимание, то вдруг резко стали серьёзными, будто прижала нужда посреди поля. Один из них на ломаном, русско-украинском языке, сердито проговорил, чтоб я сложил свои вещи на постамент, возле которого они стояли, и ждал, пока произойдёт проверка вещей.

— Хорошо — растерянно пробормотал я.

— Не «хорошо», а — «есть»! — громко и требовательно поправил меня второй проверяющий.

— Есть! — быстро исправился я.

— То-то же! А «хорошо» будешь девкам своим говорить!

Я виновато кивнул головой.

«Ну и жизнь началась!» — изумлённо констатировал я.

Уже с первых минут на сердце стало настолько тяжело, что и словами не передать. Безумно захотелось вернуться домой. Но я прекрасно знал, что, свернув с протоптанной тропинки, не всегда можно вернуться на неё снова. Обратного пути уже не было. Без сомнений, трудно мне придётся в армии с моим-то характером. Представьте только: свободолюбивый, вспыльчивый, не терпящий всяческой критики в свой адрес, задиристый и гордый. Тут без «Валидола» дела не будет.

Я, нервничая, молча ждал, пока эти два поросёнка перероют мою сумку, и дадут возможность идти дальше. Стараясь сдерживать эмоции, стал поочерёдно перебирать пальцами одной руки по большому пальцу, изображая тем самым игру на гитаре и олицетворяя методику известных докторов.

— Шмаль? Оружие? Алкоголь есть? — спросил второй.

— Нет! — незамедлительно ответил я, смутившись.

— Нет чего? Шмали? Оружия? Алкоголя? — путал меня вопросами милиционер.

— Из того, что вы перечислили — нет ничего!

— Смотри, чтобы мы в твоей сумке этих предметов не нашли! — припугнул меня первый, максимально близко преподнеся свою физиономию к моим глазам. Я невольно отодвинулся назад.

Они вдруг так засмеялись, что и сумку оставили в покое.

— Держите дистанцию! — сердито проговорил я.

— Ты, паренёк, не умничай! Я, чтоб ты знал, могу всё: и рабом тебя сделать, высечь тебя, сослать в Сибирь, продать, как скотину или женить по своему усмотрению. Ха-ха. Понял?

— Ты уж извини, — сквозь смех, проговорил второй. — Нам положено! Недавно здесь мальчик пронёс мимо нас наркотики и, обкурившись на территории распорядительного пункта, погиб. Вон там венок на той берёзе висит. Видишь?

— Эх, а я был уже майором. Всё из-за этих малолеток, страдающих комплексами неполноценности, я теперь — снова капитан! — обречённо высказал второй.

— Я могу идти? — оставаясь равнодушным к их проблемам, спросил я.

— Да, можешь идти. Ещё раз извини!

— Бог простит! Я ведь не священник! — кинул напоследок я и пошёл дальше.

Только сейчас удалось осмотреть территорию. Видя такую широкую местность, я даже растерялся: не знал, что делать дальше и куда идти. Впереди виднелись четыре бокса (такие себе навесные комнатки ожидания), а в каждом из них были расположены невзрачные голубые лавочки, на которых сидели ребята примерно моего возраста и чего-то с тревогой ждали. Я решил далеко не идти и присел в первом боксе, рядом с компанией парней, оживлённо спорящих о чём-то.

Долго не думая, принялся знакомиться.

— Пацаны, а вы здесь давно?

— Это уму непостижимо — мы здесь вторые сутки! — прикрикнул один из них, будто устал отвечать на один и тот же вопрос.

— Как так? — удивился я.

— А вот так! Все знали, что дорога от военкомата ведёт в распорядительный пункт, но никто и подумать не мог, что так долго придется ждать своего поезда.