Когда мне было 19 - [16]

— Димон, послушай-ка! — обратился вдруг Юра Селезнёв. — А ты что, неформал?

— Да, — улыбнулся я, поверженный в смущение (никогда не любил быть экспонатом из музея).

— Классно! Никогда ещё не общался с неформалами!

— Ага. Полный хэви-метал! — ухмыльнулся я, будто довольный кот, лениво валяющийся на нагретой солнышком земле.

— А как ты им стал? — спросил Женя, оторвавшись от некультурного запихивания в горло очередного куска утки.

— Играю просто в музыкальной группе тяжёлую музыку, вот и сменил имидж. Не могу же я играть «trash metal», а одеваться, как на поход в библиотеку.

— Та да! — закивали Женька с Арсеном.

— Метал — хрень какая-то для неуравновешенных пацыков. Стас Михайлов и Лепс — вот это тема!

— Всё равно через пару дней об этом никто не узнает. В армии тебя под «единичку» подстригут! Не будет больше у тебя такого «гнезда глухаря» на голове!

— Ну, Юрка, ничего ведь не поделаешь!

— Дим, а на чём ты шпилишь? — спросил Женя, правда, я его с трудом разобрал.

— Барабаны, ну и на гитаре брынькаю.

— На акустической?

— Электро, акустика… — как бы, между прочим, произнёс я.

— Ух…

— Ох… — удивлённо пробормотал Арсен, похлопав меня по плечу.

— Там «ух», тут «ох»… Что ж, ребята, я вижу глубокие познания в области междометий русского языка.

— Ха, Димон, так ты ещё и философ?

— Бывает…

— А фанаты не достают? Небось, уже шарахаешься от них?

— Тут любой боязливым станет, когда все вокруг хотят тебя потрогать, потискать, оторвать от тебя кусочек на память и растащить на сувениры.

— Ваше Величество, а Вы, случаем, не зазвездились? — с сарказмом спросил Юра, прищурив левый глаз.

Ненавижу моменты, когда высказывают правду в глаза. И возразить хочется, но оставаясь при этом правым. В данном случае, это значит — лишь молчать и глупо улыбаться.

— Ой, вы лучше расскажите мне: а у вас сумки на КПП проверяли? — резко перевёл тему я, стерев последние домыслы новоиспечённых товарищей обо мне.

— Ещё бы. У Арсена забрали копчёную колбасу!

— Мало того! Они мне сказали, что колбаса — запрещённый продукт. А сами её сожрали! Прикинь?

— Вот гады! — сердито промолвил я. — Ненавижу несправедливость!!!

— А кто её любит?

Я вздохнул. А немного позже, после трапезы, я узнал, что ребята отправлялись служить в МВД, как и я. Этот факт меня несказанно обрадовал.

— Ребята! Нужно только держаться вместе!!! И никакая «дедовщина» не застанет нас врасплох!

Эта фраза стала сакраментальной, которая позже стала являться во снах.

— Так и будет, друзья! Нас ничто не разобьет!!! — я был преисполнен надежд на лёгкую службу в армии.

Арсен даже немного прослезился — настолько его растрогала ситуация. Кстати, Федяев — играл нападающим в юношеской сборной Днепропетровска по футболу. У него были накачанные ноги, и, насколько мы успели с товарищами заметить — Арсен гордился ими. Даже в нынешнюю погоду, он стоял перед нами в бриджах, что не скрывало большие икры и толстые мышцы, идущие от коленей до тазовой кости.

Что касательно Женьки Илюшина, то тут всё более прозаично. Он слыл юным алкоголиком и темпераментным «пацаном с района». Не знаю, почему, но до знакомства с ним, блондины ассоциировались у меня с «пай-мальчиками». Жизнь ломает любые шаблоны и стереотипы.

А вот Юрка Селезнёв, казавшийся мне скромнягой, оказался самым интересным собеседником из компании, хоть и выпивал не меньше Илюшина.

Вот такой компанией мы и сидели довольно долго, пока рыжеусый майор из моего военкомата не показался на фоне серых ворот КПП. Юра и Арсен, поскольку были призваны тем же военкоматом, что и я, резко подскочили, оставив еду на лавочке и метнулись вместе со мной к майору. Сегодня вояка выглядел обеспокоенно. Постоянно поправляя воротник расстегнутой бежевой ветровки, майор всё поглядывал на позолоченные часы с зеленоватым циферблатом. Под мышкой у него виднелись какие-то бумажные, тёртые папки. Похоже, что это наши личные дела. Не за этим мы бежали к нему, но я бы охотно вырвал из его рук своё личное дело и дал бы дёру, что есть мочи. Но, я уж не удивляюсь: я — часть той силы, что вечно жаждет зла, но вечно делает добро.

— Здравствуйте, товарищ майор! — начал несмело Арсен — Скажите, а когда наш поезд?

— Да погоди ты… — махнул рукой майор и скрылся в дверях штаба распределительного пункта.

— Тю, нервный он какой-то! — заключил Федяев, почесав затылок.

Не прошло и часа, как русоволосый, невысокий человек поспешно вышел из штаба. Это был тот майор. Он увидел нас, сидящих в первом боксе, и вальяжно подозвал к себе. По-прежнему куда-то спешил и поглядывал на часы.

— Так, Федяев, Селезнёв и Лавренёв — за мной!

Мы переглянулись и опешили. Из-за общей шумихи, так и не услышали, что хотел от нас Рыжик.

— Резвее, девочки! У меня мало времени!!! — заорал он, повторно глянув на часы. Пожалуй, это была его привычка, а не слежка за текущим временем.

Посмотрев друг на друга вновь, мы искали хоть в ком-то среди компании уверенное действие после речей майора. С горем пополам, подошли к нему, виновато опустив головы. Илюшина оставили стеречь наши вещи.

— Вы бы точно проиграли марафон улиток на десять метров! — уже спокойно позлорадствовал офицер и повёл нас в двухэтажное здание из красного кирпича. Там находилась приёмная комиссия. Именно она является ключевым звеном, которое и решает — идёте вы служить или нет. Скажу прямо, это здание — «рай для похотливых женщин бальзаковского возраста». Все призывники там ходили голые. Нас ждала та же участь. Для меня это было несколько неожиданно. Будто не распределительный пункт, а бордель «муж на час».