Когда мне было 19 - [13]

Голова вдруг так закружилась, что красноватые ободки век сплелись и утопили в себе карие глаза. Проснулся лишь утром с сильной головной болью и пересохшим горлом. Тело было разбитым, как после ночной смены на заводе, а глаза — красные и воспалённые: одним словом — мачо.

Думаю, и говорить не стоит, что в подобном состоянии, неохота соблюдать свои традиции в виде прослушивания рок-музыки и прилежного выполнения гантельной гимнастики.

И Юля отчего-то плакала с самого утра. Да и думать нечего: она не хотела меня отпускать. Всё пыталась отговорить меня, едва сдерживая слёзы.

— Поздно, любовь моя! Теперь слишком поздно…

Часов в 8 приехала мама с моим отчимом — дядей Толей. Младший брат где-то гулял, даже попрощаться не приехал. Мамочка с порога бросилась в объятья. Женщины — всегда остаются женщинами. Расплакались, сердца сильнее застучали. Конечно, все ссоры позабыты. Им не хотелось, чтобы я уезжал. Дядя Толя стоял в сторонке и молча о чём-то думал, глядя на меня.

Возможно, в его голове выкристаллизовалась мысль о том, что армия сделает из меня настоящего мужчину и, быть может, хоть чуточку похожим на него. Из села мама привезла разные вкусности, чтобы я подкрепился перед главным шагом в новую жизнь. Что-то глобальное я услышал в её фразе. А этот «выход в новую жизнь» меня откровенно пугал — страх неизведанного. Но пора было собираться и выходить к распорядительному пункту.

Часть 2: «Какова она — новая жизнь?»

Глава III: «Распределительный пункт»

Ох, не любил я телячьи нежности, потому что тогда обязательно начну плакать, а мне этого никак не хотелось. Именно поэтому я попросил маму, дядю Толю и Юленьку, чтоб они не ехали со мной до ворот распорядительного пункта, а попрощались тихо, по-домашнему, с посиделками «на дорожку». Мама, всё ещё не сдерживая слёз и эмоций, согласилась. Правда, перед моим выходом, сфотографировала пару раз, а дядя Толя крепко пожал руку, будто на фронт отправляли. Я с особой нежностью поцеловал эмочку, пытаясь запомнить этот миг и тепло родных людей.

И вот я уже на улице. Непривычно как-то. Внешне теперь я был как все. Не одел ни браслеты, ни серьги в ухо и бровь. По одной только причёске можно было понять, что человек, проходящий мимо вас — неформал.

На улице было грязно и сумрачно, пахло сырыми листьями и бензиновыми испарениями. Осенняя морось нагоняла тоску. Снова этот мерзкий ветер. И как ему удаётся залазить под одежду и вызывать неприятный озноб и перестукивание зубов? Поскорее сел в только что прибывший на родную остановку трамвай Љ11. Занял потёртое красненькое сидение и с грустью взглянул в окошко. Почему-то показалось, что никогда сюда больше не вернусь. Конечно, это накручивание мыслей, но при этом я был уверен, что «новая жизнь» начнётся здесь, с моим исчезновением. Сидящие спереди старушки предвещали резкое похолодание по всей Днепропетровской области.

Не проехав и трёх остановок, где-то около улицы Кавалерийской, зашла молоденькая и хамоватая на вид девушка. Она недовольно и высокомерно окинула взглядом всех сидящих и, завернув прядь белых крашеных волос за ухо, поняла, что мест свободных нет. Видимо, моё лицо, опечаленное некоторыми мыслями, привлекает всеразличных ведьм и проституток. Я посмотрел равнодушным и сонным взглядом на стоящую рядом девушку и принялся снова углубляться в свои тяжкие мысли. И вдруг слышу:

— Молодой человек, а вообще-то я беременна!

Я снова окинул её взглядом, немного удивился такой постановке предложения, но мой острый язык это никогда не останавливало.

— Поздравляю! — не тихо промолвил я.

— Э-э, вы наверно не поняли! — громче прежнего произнесла она. — Я беременна!

— И что? В моей персоне вы отца для своего ребёнка не найдёте!

Кто-то, сзади сидящий, даже игриво хихикнул, поддержав меня.

Хотелось мне поломать комедию и дальше, но на улице Свердлова мне нужно было вставать. Что-то она мне крикнула вслед, но я настолько быстро переключаюсь на интересующие меня темы, что через полминуты я и не вспоминал о хамоватой блондинке с искусственным интеллектом.

За 15 минут я дошёл до улицы Шмидта, где и находился распределительный пункт. Неспешно направился к воротам КПП (Контрольно-Пропускной Пункт), погружённый в те же мысли. Клянусь, что все они пропали, когда меня сзади кто-то одёрнул. Рассеянно я оглянулся, переложив пакет с вещами в правую руку, потому что левой привык бить.

— Друзья! — неожиданно обрадовался я, увидев перед собой дорогих мне людей.

— Здорова, солдат Украинской армии! — обнял меня Ростик.

— Как ощущения? — пожал мне руку хладнокровный и сдержанный Асеев Андрей, который у меня всегда ассоциировался с аристократическим и благородным Атосом из бессмертного романа А.Дюма.

— Боюсь! — выскочило из языка признание.

— Ничего. Это нормально, — успокоил Саша, приобняв меня.

«Ещё бы, — думалось мне, — легко им говорить, у них ведь отсрочка от армии, а я вот-вот начну новую жизнь. И какой она окажется — одному Богу известно».

— Димчик, кстати, тебе Оля передавала поздравления и просила прощения, что не смогла приехать. У неё учёба сегодня.

— А кроме всего прочего, — добавил Ростик. — Помни, что мы будем без тебя скучать!