Когда листья станут золотыми - [62]

Потом судорогой стало сводить уже запястья. Несколько раз он закидывал ноги на перекладины спереди и переводил дух. Поручни располагались слишком близко к потолку, они создавали упор для ног, но повиснуть на коленях и тем разгрузить руки не получалось.

Да сколько же будет длиться этот тоннель? Сейчас он и под дулом бластера бы не вспомнил о конечной цели своего путешествия, в голове была одна мысль — когда же будет последняя перекладина? Глаза уже ничего вокруг не видели, он в очередной раз выбросил руку вперед и еле удержался — разжатая ладонь встретила пустоту. Он подумал, что промахнулся, и лишь через несколько секунд осознал — тоннель кончился. Он добрался до конечного пункта.

С транспортера он не слез — буквально свалился, попытавшись опереться ногой на край и в итоге оступившись. Грузы уезжали дальше по боковой ленте.

Впереди была приоткрытая дверь, за ней послышались людские голоса. Сил на то, чтобы отползти за стенку, не осталось. К счастью, работники космопорта внутрь не вошли — они просто проходили по коридору.

— Да с «Пегасом» все, там осталось очистку проверить, поэтому люк открыт, — говорил высокий молодой голос. — Это с «Эверестом» автоматика не справляется, потому что я не знаю, как надо обращаться с планетарными двигателями, чтобы…

— У них была авария, — перебил другой голос.

Разговор смолк в отдалении. Коля поднялся и вышел в коридор. Впереди был подъем на один пролет по лестнице, а за ним — распахнутая дверь, выходящая на поле космодрома.

24.

— Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир — вернее, два мира, — ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения: ведь человек-то этот потом все равно погибнет — вместе с миром…

— Да клал я с прибором на все ваши миры, понятно?!

Алиса только и выговорила:

— Ты?

— Ага, — виновато улыбнулся Герасимов, поднимаясь с пола. — Я в прошлый раз уже пытался полетать, но не вышло. Ну, со второго раза получилось.

— Ты хоть понимаешь, что натворил?

— Потом пойму, скажи пожалуйста, где тут у вас достопримечательности?

— Что тут тебе, экскурсия?

— Ну хорошо, где можно выйти?

— Выйти! — возмутилась Алиса. — Куда, в открытый космос?

— Черт! Открытым текстом: где здесь туалет?

— Справа по коридору, — сердито сказала Алиса.

Когда Коля вернулся, она даже не смотрела в его сторону.

— Алиса…

— Что «Алиса»? Ты понимаешь, что мы уже совершили Прыжок, и я не могу вернуться и высадить тебя на Землю?

— Ты очень рассердишься, если я скажу, что на это и рассчитывал?

— Рассчитывал он, скажите пожалуйста! А если бы что-то пошло не так, замерз бы или с голоду умер?

— Ты сама говорила, здесь автономная очистка воздуха и воды, плюс питание из оранжереи. Извини уж, но я подслушал.

— А куртку на складе взял? Как ты туда прошел?

— Никаких складов, сосед Михалыч, чудесный человек, прямо епископ с подсвечниками. Увидел, что я промок и одолжил. Счастье, что у него зонтика не было.

— Какой епископ?

— Мириэль, а что, ты не читала?

— Как ты нашел «Пегас»?

— Буквы я еще не забыл, про второй космодром помню, и к тому же Кир показывал мне модель корабля в первый день знакомства.

— Да как ты вообще прошел через систему сканирования?

— Я не прошел, я пролез над багажным транспортером. Там у вас перила какие-то натыканы. Зачем, кстати? На них ничего не висело.

— Это для мышей с Каштанки, они по правилам считались багажом, отец придумал для них такую транспортировку, — сказала Алиса, почти успокоившись. — Но погоди-ка, багажный тоннель построен в обход подземной моторной установки, там метров пятьдесят в длину!

— Да? А мне показалось, больше. Вот что значит не тренироваться.

— Покажи-ка руки, — скомандовала Алиса тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Коля немедленно спрятал ладони за спину. Этот жест живо напомнил ей Кира, она почувствовала, что уже не сердится.

— Быстро показал руки. Ох уж эти мальчишки, готовы шею себе свернуть, лишь бы в космос полететь. Тебе сколько лет, пять или двадцать пять?

— Двадцать четыре пока…

— Незаметно. Ну так и есть, ободрал чуть не до кровавых мозолей. Пошли в медкаюту, обработаем.

— Да ерунда. Алиса, я ведь хотел сказать: прости меня. Я не знаю, чего с самого начала пургу нес. Спасибо тебе, большое спасибо, а вчера я вообще не знаю, почему взбесился, ты и не могла ничего нам ска…

— Господи, ты об этом. Все, проехали, я не сердилась никогда, пошли в каюту, я тебе руки обработаю и слой регенерации нанесу. Ты наверняка хватал всякую заразу.

Герасимов с интересом рассматривал свои ладони, покрытые тонким слоем белой мази.

— Это что?

— Это регенерация, у вас принцип откроют довольно скоро.[2] Правда, усовершенствуют не скоро.

— И что теперь?

— А все, к вечеру заживет. Ну или к утру. Здесь нет времени суток.

— О! — воодушевился Герасимов. — А в иллюминатор можно посмотреть?

— Да ну тебя совсем! Во-первых, мы еще в Прыжке, во-вторых, я тебя не простила.

— Ну вот, а говорила…

— Я не простила за то, что на корабль пролез, как неразумный дошколенок. Это опасно, ты понимаешь? Я же не на отдых собралась.

— Ну я догадываюсь, что ты ищешь этого своего Павла, сама же говорила, я ему жизнью обязан, пора вернуть должок.