Когда листья станут золотыми - [4]

— А труп?

— Божатся и клянутся, что не трогали. Свидетель Авдотьин, — с немалым сарказмом громко произнес оперуполномоченный, — заявляет, что при виде горелого мяса его, видите ли, тошнит.

Сидевший неподалеку молодой еще человек маргинальной внешности, услышав эти слова, кивнул и старательно изобразил, что у него начинается рвота.

— Тьфу, — сплюнул оперуполномоченный. — Какая избирательная брезгливость. Ладно, начнем с другого. Сысоев! Подойдите-ка сюда.

Тощий мужчина средних лет встал перед Калашеевым, покачиваясь. Но, когда он заговорил, у него оказался неожиданно сильный приятный голос.

— Ну что… Третьего дня баньку натопить решили, у Сереги деньги были как раз… Парилку нагрели, вы ж помните, прохладно было под вечер-то.

— Выпивали?

— Как без этого… Кольку развезло сразу, он уже тепленький был, догнался где-то с утра. Его в парилке оставили. Мы в раздевалку пошли, девки еще заглянули, Серый их пригласил. У него ж жена на сносях, не может… Ну, вы понимаете, — деликатно кашлянул Сысоев.

— Нет, не понимаю, — зло сказал Калашеев. — Этакого скотства я не понимаю. Значит, вы пили в раздевалке, а своего товарища оставили пьяным в раскаленной парилке. А что сердце у него там могло остановиться, вам в голову не пришло?

— Так он же все равно не от этого помер, — простосердечно возразил Сысоев. — Потом чуем — жар пошел от дверей, глянули, а там уже все горит. Настька с Ксюхой первые понеслись бежать, за ними я. Ванька задержался еще, думал Кольку вытащить. Они с Серегой последние выскочили.

— И не вытащили, — усталым тоном уточнил Калашеев.

— Не, — мотнул головой Сысоев. — Что ж им, самим обжигаться было?

— И погибший за вами не выскочил?

— Не. Я не видел.

— А вы внимательно смотрели на дверь?

— Ну, я дождался, что Ванька с Серегой выскочили. Потом мы все сидели, смотрели, только девки к деревне ломанулись.

— Криков не слышали?

— Не.

— Не, не, ме, ме, — передразнил оперуполномоченный. — Вы лично сколько выпили?

Ответить на этот явно животрепещущий для свидетеля вопрос Сысоев смог только после долгих размышлений.

— Я не считал… Ну, пусть пол-литра будет. Может, больше. Литр.

— Это для вас критичная доза?

— Чего?

Слушавший диалог Данилов покачал головой.

— Ой, Максим мути-ит… С этим контингентом не надо умничать, с ними попроще надо…

Калашеев в конце концов отослал Сысоева посидеть на травке и привести мысли в порядок. Авдотьин, второй свидетель, ничего особенного к показаниям прибавить не мог.

— Вы вроде как хотели вытащить погибшего?

— Ага… Жалко. Пацаном его знал, он на год всего меня и младше, — свидетель всхлипнул тоненько, по-бабьи. Данилов сказал на ухо участковому:

— Представляешь, выходит, ему немного за двадцать, а выглядит… Все сорок можно дать. Ко мне в морг попадет скоро, не иначе.

— Не обязательно, — тихо ответил старлей. — Я уже насмотрелся. Иногда они долго живут.

Калашеев, записав ответ Авдотьина, спросил:

— А отчего ж не попытались помочь? Статью про оставление в опасности знаете?

Тот только тупо глядел на следователя.

— Так заполыхало все в один миг, — громко сказал последний свидетель, красивый, высокий, чернобровый. Он единственный не выглядел ни пьяным, ни опустившимся. Калашеев повернулся на голос.

— Спиридонов! А вас кто-нибудь спрашивал?

— Не спрашивал, так спросите. Чего тянуть?

— Чего тянуть? Действительно, чего вы утянули крышу?

— Крышу… за крышей мы вчера приходили, — пробормотал, придя в себя, Авдотьин. — Листы железные, они ж денег стоят…

— Труп вы видели?

— Ох, боже упаси. Мы не искали. Листы сверху стянули и все.

— Все вместе были? Друг друга из виду не теряли?

Авдотьин покачал головой.

— Вместе, листы тяжелые. Все тащили.

— Надо было им сразу приехать, — шепнул старлей Данилову. — Я бы и вчера отпросился.

— Э, Леш, ты же помнишь, двадцать седьмое вчера было. Народ перепился, в Мировичах вообще автолавку сожгли. В Приокске буянили, городские патрули не справлялись.

— В Мировичах? — ахнул участковый. — Вот гады, туда же только та автолавка и ездит…

— Ребята, — поднял голову Калашеев, — ладно вам. Алексей, сводку потом посмотришь. Ничего страшного по твоему участку, только этот пожар. Это по соседству муж жену зарезал и прочее. Ну, что будем делать? Те два бревна раскидаем?

— Кошка спрячется под твоими бревнами, — фыркнул Данилов. — Взрослый покойник не уместится. Рука-нога торчать будет.

— А нам идти можно? — спросил свидетель Спиридонов. Калашеев властно сказал:

— Я вас не отпускал. Подождете.

— Ну хотя б нам, това-а-рищ милицинер, — глубоким контральто протянула рыжеволосая девица с ярко подсиненными глазами. — Мы же с Настей ничего не знаем…

— Я сказал, подождите! — ледяным голосом повторил Калашеев. — Вадим Николаич, поднимем бревна? Вчетвером?

Молчавший до сих пор следователь кивнул.

— Попробуем…

— Может быть, пепел вначале разровнять? — спросил Иванченко. — Можно грабли попросить принести.

— Грабли! — возопил уязвленный в лучших чувствах судмедэксперт. — Граблями вы мне так кости изуродуете, что причину смерти не определишь!

— Ты сначала найди те кости, — Калашеев нагнулся и поднял потемневший от огня железный кол, подняв облачко серого пепла. — Попробую этой хреновиной…