Когда листья станут золотыми - [33]

Ответом снова было молчание. Пашка подумал и расценил его так:

— Ясно, значит, случайные. Все равно подлецы. Это тебе повезло, что ты с Алисой знаком. Она никого в беде не бросит. А сколько у нее в зоопарке питомцев — так она там каждого второго спасла.

Увы, Коля и в этот раз проигнорировал Пашкины благие намерения. Алиса вздохнула, вполголоса попросила:

— Паш, может, хватит? — но тот, слегка обернувшись, лишь ободряюще кивнул головой — мол, все идет по плану, — и выдал новую тему для беседы:

— А профессия какая-никакая есть? Это первое дело, тут, у нас, даже за пару недель чему-то научиться можно.

— У него рот когда-нибудь закрывается? — Павел не сразу понял, к кому относится этот вопрос, ведь Герасимов по-прежнему глядел в сторону. А поняв, вспыхнул:

— Ничего себе! Я как лучше хотел! И это вместо благодарности…

— Да пошел ты… — за этим последовало определение, куда, собственно, Пашке полагалось идти.

— Коль, не надо, — попросила Алиса. Но тот подскочил, красный, взъерошенный — видно, не мог уже изображать холодную отрешенность:

— Вот что. Я ни о чем не просил. И если от меня на каждом шагу будут благодарностей требовать — я лучше на первом суку повешусь.

— Мне кажется, я не требовал благодарности…

— Когда кажется — крестятся! — выкрикнул Герасимов.

— Ах, так ты хамить, — Пашка тоже разозлился, — и из-за чего?

— Ребята, не ссорьтесь! — Алиса быстро встала между ними. — Что это с вами?

— Со мной-то ничего, — Павел сделал шаг назад.

Коля сел. На секунду Алисе показалось, будто он выглядит на все сто с лишним лет, будто не перенесся на век вперед, а прожил его полностью. Но глаза у него вдруг стали совсем прежними, когда он попросил:

— Уведи его отсюда, очень тебя прошу. Пожалуйста…

Пашка ни слова не сказал, пока они шли по коридору. И это было более чем непривычно — он ведь редко сдерживал свои эмоции.

— Паш, ну, что скажешь? Не молчи. Я понимаю, тебе обидно.

— Что скажу… Твой знакомый, не мой. Алиса, ты лицо его разглядела? Портрет Мусоргского, только чуть помоложе и без бороды.

— Мусоргский тут при чем? Это был композитор.

— Знаю, что не поэт. Только у Мусоргского оправдание было — музыку писал гениальную, а тут что? Достижений ноль, а уж гонору…

— Это не гонор. Это самозащита.

— Самозащита? Да от чего? От людей, которые хотят только помочь?

— Странно, а мне казалось, как раз ты мог бы это очень хорошо понять. Сколько раз вел себя точно так же: не лезьте, я сам…

— Совсем другое дело. Что он сделал сам? Ничего. И вспомни, сколько лет мне было.

— Паш, ты меня недавно Кириллом попрекнул, что я не замечаю, что была такая же независимая и никого не слушающая, как он.

— Алис, я-то свои недостатки вижу прекрасно, но тут другое. Тут озлобленность. И добро б еще на меня — я посторонний человек, но ты в чем виновата?

— На меня никакой озлобленности и не было, да и не был он таким.

— Стал. Люди меняются.

— Люди же не беспричинно меняются.

— Алиса, — Пашка остановился. — Ты сколько раз в прошлом была? Ни у кого не было проблем? Нормальные люди их как-то решают. В каменном веке жили, и ничего. А тут все условия у человека, в пещерах не жить, огонь не добывать, на мамонтов не охотиться.

— Не он один начал пить, время было такое.

— Такого времени не бывает, бывают такие люди.

— Паша. С человеком случилась беда. Даже если он в чем-то сам виноват, ему от этого не легче.

— Ему будет легче, если он станет отказываться от помощи? Два дня было, чтобы в себя прийти. Или он еще под градусом?

— Ты понимаешь, что ты говоришь? Еще позавчера ты сам шел в огонь, неужели уже жалеешь?

— Жалеть-то не жалею. Но на его месте я бы тебе руки целовал от благодарности.

— Знаешь, Паш, — Алиса поглядела на него лукаво, — если бы он мне вдруг руки начал целовать, ты бы еще больше разозлился.

— Ну, ты, Алиска, скажешь тоже, — Пашка явно смутился. — Такое выражение благодарности и правда лишнее, но мог бы он быть и повежливее.

— Ладно, не заводись. Помнишь, что ты говорил про пастора с «Титаника»? Давай воспользуемся твоим советом и хотя бы сегодня оставим его в покое.

11.

Не вини никого в том, что листья опали,

В том, что флаги не реют у башенных стен,

Время смеха сменяется часом печали —

Это просто закон перемен.

Диван отлично поместился между шкафом и дверью. Только стол пришлось подвинуть. Алиса отступила назад и оглядела комнату. Неплохо, вполне. И места осталось еще порядочно, ведь мебели и так немного. Зачем она, если все равно приходишь домой лишь переночевать.

Итак, все приготовления сделаны, теперь можно и ехать. Алиса вышла в прихожую. Как это нередко и бывало, вызов видеофона зазвучал, когда она уже открывала входную дверь. Она пропрыгала к экрану на одной ноге — с другой уличную кроссовку быстро сбросить не получилось. Вызывал Ричард Темпест.

— Привет! Я уже выходила.

— Я быстро, попрощаться. Сегодня уезжаю. Хотелось, чтобы ты мне удачи пожелала.

— Я с радостью. Ни пуха ни пера и так далее. А может, зайдешь ко мне? Чаем напою.

— Сейчас уже точно не успею. Я звонил тебе полчаса назад, тебя не было дома.

— Я за диваном ездила. Показать?

— Диван это хорошо. Уют и все такое.

— Да нет, — отмахнулась Алиса, — просто же надо ему будет где-то спать, да и потом пригодится, друзья с ночевкой оставаться смогут.