Когда дует северный ветер - [37]

— Да, они на психику давят. Думают, если ты партизан — нервы не выдержат, сорвешься. Нет, по мне, уж лучше в бою: я в них стреляю, они — в меня.

— А вот в Тэйнине был случай. Шел тоже один подпольщик, сел рядом вертолет, и янки высунулся: давай, мол, документы. Всего расстояния-то между ними — руку протянуть. Документов у парня не было, зато пистолет висел под мышкой.

— Эх, тут бы и взять янки живьем!

— Нет, это не вышло бы. Он выхватил пистолет и всадил в пилота пулю. Машина была одноместная. Вторую пулю он вогнал в бак с горючим. Вертолет сразу вспыхнул.

— Да-да, вспомнил, я тоже слышал эту историю. И я б на его месте выстрелил. Как же еще!

— Ну а из ваших кто-нибудь ходит «легально» на ту сторону? Дел-то ведь там немало.

— Больше женщины ходят, им все нипочем. Мимо охранников идут — и хоть бы хны. Бывает, конечно, если надо, и наш брат ходит — тут уж бестолковей меня нету.

— А как же вы Лошака убили?

— Это другое дело. Я его укокошил, можно сказать, на ничейной земле — рукой подать. А здесь прямо в логово ихнее лезть надо.

Я промолчал — что тут скажешь? И стал следить за прилетевшими откуда-то издалека вертолетами. Их было три. Два держались пониже, один повыше, кружа над полем, где белели человеческие фигурки, склонившиеся к зеленым всходам. Люди словно не замечали назойливых машин.

— А где, — спросил я, — дом капитана Лонга?

— Да вот он! — Ут ткнул пальцем туда, где из-под огромной зеленой кроны выглядывал угол черепичной кровли.

— Значит, от устья до его дома километр, не больше?

— Девятьсот тридцать пять метров!

Точность эта снова меня рассмешила. А он в сердцах, как и прежде, воскликнул:

— Верно говорю! Весной шестьдесят восьмого наши пушки стояли прямо у него во дворе, оттуда и огонь вели. А расстояние измерено тем самым велосипедным колесом.

— И мерила тоже Шау Линь?

— Нет, не она, а Малышка Ба. Молодчина девушка!.. Недавно, — добавил он, — в армию просилась, в женский артиллерийский расчет. Мы с Шау Линь еле ее отговорили.

— Так, ну а где дом тетушки Тин, повивальной бабки? — спросил я.

— Там же, в садах, что за домом Лонга. Отсюда не видно.

Три вертолета покинули поле и шли теперь над деревьями, тянувшимися вдоль реки.

— Вы небось совсем проголодались? — спросил Ут До.

— Да уж…

— Пошли назад, сообразим что-нибудь поесть.

— Подождем чуть-чуть.

Дома и улицы стратегического поселения выглядели чужими, далекими. Да и глаза от долгого напряжения разболелись, но уходить мне почему-то не хотелось. «Умиротворенная» деревня… Нет, надо вырвать ее из рук врага!..

Поев сушеной рыбы шат и крошева из манго в рыбном соусе, мы с Ут До не стали предаваться полуденному отдыху, а пошли собирать опавшие плоды манго для сельчан. Мы складывали в три разные кучи зеленые еще плоды, чуть тронутые желтизною зрелости и совсем спелые.

Глава 11

— Эй, сестрица Бай[15], тетушка Тин пришла!

Мужа сестрицы Бай зовут Бай Тха. Самой ей уже за тридцать, у нее трое детей: сын и две дочки; и она снова в положении. Этой ночью у нее сговорились встретиться Шау Линь и тетушка Тин. Семья Бай всегда жила на этом хуторе, оказавшемся теперь на краю стратегического поселения. Здесь, на обоих берегах канала, было десятка четыре домов. Самый крайний из них стоял поближе к протоке, разделявшей две зоны, посреди безлюдного пустыря. Днем сюда, случалось, захаживал неприятель, но по ночам двери каждого дома были широко открыты для партизан и подпольщиков — для них приберегали все самое вкусное.

Бай не была ни партизанкой, ни кадровым работником; но, если надо было революции, она соглашалась взяться за любое дело: работала связной, добывала информацию, караулила, когда шли совещания, укрывала подпольщиков… Она ни от чего не отказывалась, но при одном условии: человек, дававший Бай поручение, должен быть ей по душе. Она и сама говорила об этом без обиняков: «Уж если мне кто люб, я для него все сделаю». Правда, незаметно было, чтобы она вообще кого-нибудь недолюбливала. Подпольщики, партизаны — все нравились ей, всех она жалела. Бай Тха, муж ее, был человек флегматичный и немногословный, зато сама она с годами не растратила хлопотливость свою и общительность.

Вот и сейчас завела она одну из нескончаемых своих историй. Сделав вынужденную паузу — ей, как хозяйке, пришлось встать, наполнить плодами манго тарелку и поставить ее на середину топчана, — Бай тотчас сказала:

— Шау Линь и вы, ребята, ешьте, угощайтесь. А я расскажу вам, что дальше было. Приходят, значит, они «завоевывать доверие народа». Ладно, думаю, желаете расположить нас к себе, валяйте, пробуйте. Дам вам такую возможность. Натаскала во двор узловатых пней с корневищами, пусть порубят на дрова. Как увижу их в воротах, сразу сую топор в руки и говорю: «Здравствуйте, братцы-миротворцы! Хвала небесам, явились наконец нам в помощь. Видите, я на сносях, нарубите дров, сделайте милость». Ну вот, не далее как нынче утром явились. Один ухватил топор, раскорячил ноги и давай рубить. Топор-то тупой, дерево твердое. Зазвенит топор — да от пня и отскочит. Рубил он, рубил, пока на ладонях волдыри не вскочили. Тогда с проклятиями отступился — и вон со двора. До вечера ходили мимо дома «миротворцы», и который ни глянет во двор на кучу пней, сразу нос воротит.