Когда дует северный ветер - [25]

Капитан Лонг уже не просто кивал головой, но, сидя в кресле, наклонялся всем телом. И обращался теперь не к матери, а к старой повитухе.

— Когда я приехал сюда, мне рассказали, что во время одной экспедиции союзнических войск Шау Линь задержали. Но она принялась болтать что-то, указывая на буйволов в поле. Союзнички смотрят: вроде чернушка деревенская. Ну и решили: она тех буйволов пасет, и отпустили. Да, обвела их вокруг пальца, только меня ей не провести.

«Ладно, ты еще встретишься с нею», — сказала про себя Тин…

Шау Линь тихим, мягким голосом пересказывала нам все, что услышала от старой Тин. Но, так и не закончив свой рассказ, вынуждена была прервать его. Мы подошли к саду. Малышка Ба с партизанками перепрыгнули через садовую канаву и пропали из виду. Луна только что взошла.

— Послушайте, Тханг! — негромко окликнул меня сзади Нам Бо.

— Да? — Я обернулся.

— Когда мама рожала меня, Тин тоже принимала у нее роды.

— Правда? Значит, те, кому она помогла родиться на свет, стоят сейчас, как говорится, по обе стороны баррикад.

Я шел, покачивая головой. Мысль эта показалась мне занимательной.

Не успел я толком узнать все о жизни Нам Бо, как мне рассказали уже о Шау Линь; а когда я встретился с нею, то, не успев даже разглядеть ее как следует, оказался посвященным в историю повивальной бабки. И теперь я жаждал увидеться с нею, старой матерью, живущей и борющейся лицом к лицу с врагом.

— Прыгаем, товарищи! — скомандовала сзади Шау.

Я так был занят своими мыслями, что позабыл про садовую канаву.

Когда я занес ногу, перепрыгнул через канаву и вошел в сад, испещренный пятнами лунного света, одна из мыслей, родившихся по дороге, как бы осталась позади, по ту сторону канавы, там, где закончился наш путь.

А вспомнился мне послеполуденный визит к доктору Тин Нге в день нашего ухода. Доктор сказал мне тогда: «Раз уж вы будете спутником Нам Бо, приглядитесь, узнайте: не разрушит ли эта пуля его счастье. Проследите, так сказать, ее дальнейшую траекторию…» Должен признаться, я сразу ухватился за эту идею, словно нашел драгоценный камень, и всю дорогу носился с нею, лелеял ее. Временами она овладевала всеми моими помыслами. Я беспокоился, тревожился, волновался, страшась: а вдруг влюбленные расстанутся? Мне страстно хотелось бы увидеть, как двое этих людей еще крепче полюбят друг друга, и утвердиться в правоте моего заранее сформулированного монолога: «Видишь, Нам Бо, пуля могла лишить тебя глаза, могла даже убить тебя, но она не в силах разрушить твое счастье. Как бы далеко ни проникла вражеская пуля, ей все равно не задеть нашу душу!»

Теперь, когда эта пара встретилась, я стал думать уже по-другому. Конечно, быть может, эта пуля еще больше сблизит Нам Бо и Шау Линь; но возможно, именно из-за нее они и расстанутся. Так нередко бывает в жизни, и ничего особенного здесь нет. Самое главное сейчас для всех — для Нам Бо, Шау Линь, тетушки Тин, для Бай Тха, для всех партизан — тех, кого я знал, о ком только слышал, но пока не видел воочию, и тех, о существовании которых еще не имел представления, да и для меня самого, — самое главное для всех — это как сложится в дальнейшем жизнь каждого в общем русле судьбы их родной деревни.

Прыгнув через канаву, я оглянулся на них. Ну а Нам Бо и Шау Линь, думают ли они так же, как я? Легким прыжком они преодолели канаву.

Бултых!

Что-то упало в воду? Я обернулся: то был плод манго. И, глядя на серебристые круги, расходившиеся по воде, я поймал себя на мысли, будто это упала и сгинула та самая пуля: путь ее кончился, она вышла из тела Нам Бо и из моего тела, где тоже сидела до сих пор, и зарылась в ил на дне канавы, вглядываясь в которую я видел теперь лишь блики лунного света…

Глава 7

Полночь.

Я лежу, вытянув ноги, в гамаке, все еще ощущая во рту вкус кисловатой рыбной похлебки, которую нам дали на ужин. Давно не едал я такой вкусной ухи и наелся до отвала. Конечно, в любой лесной речушке можно поймать рыбу и сварить уху, но нигде больше не найдешь этой диковинной плоскоголовой рыбы во без единой чешуйки. Ее принес старый Хай — надо же было отметить возвращение Нам Бо! И потом, ухе, сваренной в лесу, всегда не хватало аромата трав и овощей, растущих только здесь, на равнине. После ужина Шау Линь приготовила каждому по чашке кофе. Крепкий кофе после обильной трапезы и сигарета «Руби» бодрят меня необычайно. Зато потом из-за них я долго не могу сомкнуть глаз.

Этой ночью или завтра неприятель мог попытаться отомстить партизанам за отпор, оказанный вертолетам под вечер. Я рассердился было на себя — надо же, сам подрываю свои силы, едва лишь ступив на незнакомую мне землю. Но потом сразу почувствовал удовольствие: еще бы, благодаря бессоннице слышу музыку ночи. Ночь в лесу. Ветер утих, но меж деревьев по-прежнему шуршат опадающие листья, глухо ударяются оземь падающие плоды, журчит ручей, трубит олень на поляне… Здесь ночью ветер звучит по-особому: в его пении слышится сонный плеск волн и свежее дыхание реки. Но вот вместо крика оленей доносится лай собак, разбуженных выстрелами; стучат по крышам из листьев сорвавшиеся с веток спелые плоды манго; раздается сомнамбулическое пение петуха под луной. И тебя обдает милым сердцу теплом, запахом влажной после дождя листвы, ароматами созревающих в саду плодов. Но самое приятное — слышать дыхание товарищей, тоже лежащих без сна.