Когда дует северный ветер - [21]

— Все-таки этот вопрос нужно разъяснить, чтобы руководство знало, как все было на самом деле.

— Ладно, договорились. Теперь пойдемте в деревню, уже можно. Пошли, девушки. Только держитесь поодаль друг от друга, на случай артобстрела.

Шау приказала Малышке Ба идти впереди, за нею двинулись три партизанки. Я догнал их. И до меня доносились обрывки разговора Шау с Нам Бо:

— Тетушка Тин еще жива, Шау?

— Жива, конечно. Разве Малышка Ба ничего не говорила тебе?

— Я не знал, что делается в деревне, а расспрашивать не хотел. Боялся, вдруг Тин умерла.

— Слушай, на днях Тин приняла роды у жены Лонга.

— Да ну?!

Я знать не знал, кто такая Тин, о которой справлялся Нам Бо, но уловил радость, звучавшую в его голосе.

— Сейчас все тебе расскажу…

Какой приятный голос у Шау, прямо за душу берет. Неудивительно, что…

Глава 6

Тетушка Тин была известная всей деревне старая повитуха. Вот что случилось с нею — если считать по дням — сорок дней назад.

Тогда, в полночь, вдруг постучали в дверь. Тин — она уже улеглась — затаила дыхание и прислушалась. Это явно были чужие. Наши бы предупредили ее заранее. Да наши и не стучат так. Но тут и не враги. Они не стали б стучаться в дверь, а уж если бы и стучали, то не так осторожно.

Тук-тук-тук… Стук становился все громче и настойчивее.

— Тетушка Тин, отворите!

Голос незнакомый, но, судя по всему, это не вор, не грабитель. Тин, двумя пальцами подергав дочь за нос, разбудила ее, потом громко отозвалась:

— Кто там? Подождите минутку. — Она встала с постели, чиркнула спичкой и зажгла маленькую керосиновую лампу со стеклом, напоминавшим утиное яйцо.

Дверь открылась, перед старухой стояли два рослых солдата с ружьями в руках. Она вздрогнула, попятилась. «Боже, я выдала себя?» — подумала Тин, но сразу опомнилась.

— Куда это вы собрались так поздно? — Она с тревогой подумала о своей младшей дочери, вступившей в пору девичества, и по привычке приготовилась к сопротивлению.

— Скажите, пожалуйста, не вы ли Тин — Девятая? — с неожиданной вежливостью спросил солдат, и у нее сразу отлегло от сердца.

— Да, я Девятая. Но в этом хуторе много «девятых». Которую именно вам надо?

— Я ищу повитуху.

— А-а! — Она облегченно вздохнула. Все становилось на свои места. — Проходите, выпейте чая. Что случилось с вашей женой?

— Нет-нет, уважаемая, моя жена здесь ни при чем. Супруга господина капитана…

— О боже, я и днем-то плохо вижу, а сейчас ночь глубокая. Значит, вы телохранители капитана? Проходите в дом. — Она посторонилась, готовая пропустить солдат.

— Спасибо, мы в другой раз зайдем. У супруги господина капитана уже начались схватки.

— Ну, господин капитан как-никак наш сосед по хутору, я его знаю. Он ведь человек американцев. — Тин умышленно сделала ударение на последнем слове. — Почему он не отвезет свою жену в город, родила бы в американской больнице? Я-то всего лишь деревенская повитуха, принимаю роды у бедных соседок. Ладно, проходите, выпейте чая.

Она хотела задержать солдат, разузнать у них кое-что, но в душе уже нарастала тревога за женщину, которой пришло время рожать. Тин вышла в другую комнату, сказала что-то дочери и вернулась с сумкой, в которой были сложены все ее профессиональные принадлежности.

— Очень вас просим, поторопитесь. А уж мы, если позволите, зайдем к вам в другой раз.

— Что ж, пошли.

Два солдата карманными фонарями освещали выложенную булыжником дорогу, тянувшуюся вдоль реки. Женщина шла посредине, между ними. В деревне привыкли называть ее повитухой. Она занималась этим делом с двадцати лет. Сперва носила сумку и коробку с бетелем за родной теткой, та и обучила ее своей профессии.

Вот уже около сорока лет Тин принимает здесь роды. И хоть ее называют по старинке повитухой, никто в деревне не сомневался в ее профессиональном мастерстве. В сорок девятом году она училась на акушерских курсах, организованных провинциальным отделом здравоохранения. Тин не говорила ни по-французски, ни по-английски, но умела читать рецепты, писанные по-латыни, верно произносила названия лекарств и научилась правильному обращению с больными. Она также делала целебные снадобья по прописям, полученным в наследство от тетки, — дешевые и эффективные «медикаменты» для бедных односельчан. За долгие годы работы она не допустила ни единого промаха, о котором пришлось бы сожалеть. Благодаря ее помощи самые трудные роды проходили благополучно. В деревне все, от мала до велика, уважали ее. Даже в особенно мрачные времена, когда на каждый дом вешали белую или черную дощечку, солдаты марионеточных войск, включая самых отъявленных головорезов, знали не только о том, что Тин при народной власти работала в общинном медпункте, но и, конечно, о старшем ее сыне, партизанском командире, погибшем в бою с французами у речного устья. И все-таки повитухе ни в чем не препятствовали. Она, как прежде, уходила из дому с зарей и возвращалась поздним вечером. Ясное дело: ведь и у головорезов есть жены и они иногда нуждаются в услугах Тин. Да и сами предатели — и уже подвергшиеся заслуженной каре, и уцелевшие, как, например, влиятельный ныне депутат Фиен, — родились на свет с ее помощью. В папках с делами арестованных не прочтешь ни одного показания, которое касалось бы ее. Раньше, когда этот хутор еще не был так густо населен, ее маленький домик на сваях стоял в тени мангового дерева. Когда создали «стратегическое поселение», манговое дерево по-прежнему осеняло ее дом. И когда явились американцы и построили базу в Биньдыке, домик Тин остался на старом месте. Она с дочерью, живя в своем свайном домике, всегда находилась в сфере контроля «государства», их повседневная жизнь проходила под бдительным оком сыщиков и шпионов всех мастей, но никто не видел и не слышал, чтобы она была связана с Вьетконгом. И хотя, как уже говорилось, Тин одно время работала в общинном медпункте, она не видела никакого повода для опасений и не считала нужным быть осторожной и сдержанной в речах, как некоторые другие люди, имевшие хоть какое-то отношение к войне Сопротивления. В контрольных списках полиции и местной власти она не фигурировала среди лиц, «прикрывавшихся» новыми профессиями. Нет, имя Чан Тхи Тин стояло в списке «перевоспитавшихся бывших участников Сопротивления». Это не значило, что ей ничего не угрожало. Однажды и ее арестовали — случилось это во время кампании по «разоблачению коммунистов». К несчастью или счастью, сам начальник полиции пригнал за нею машину в лагерь. Его жену уже третий день мучили схватки, но она все никак не могла разрешиться от бремени. Когда начальник полиции захотел отвезти жену в провинциальный центр, мать отговорила его.