Когда человек убивает - [3]

Вулф откашлялся.

— Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив, сыщик, как иногда говорят.

— Мне это известно, но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться того, что вам требуется. Вот мы и хотим, чтобы вы добились от Карноу согласия принять наше предложение.

— Я мог бы придраться к вашей формулировке, — сказал Вулф, — но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и количества выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы все продумали, когда определяли мой гонорар. И были искренни?

— Абсолютно!

— Глупости. Абсолютная искренность недоступна ни одному человеку. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен в том, что вы в точности выполните все те условия, которые перечислили?

— Да, да, не сомневайтесь. Выполним.

Вулф обратился к Кэролайн:

— Миссис Карноу, а вы?

— Она вовсе не «миссис Карноу»! — рявкнул Обри. — Она моя жена.

Вулф слегка пожал плечами.

— Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными вами условиями и будете честно их придерживаться?

— Да, — послышался твёрдый ответ.

— Знаете ли вы, что тем самым отказываетесь от вдовьей части наследства, предусмотренной законом, от крупного капитала?

— Знаю.

— В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о личности мистера Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался. У вас не было от него детей?

— Нет.

— Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?

— Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…

— Вы к нему охладели?

— Не совсем так. — Она заколебалась, не зная, как объяснить. — Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Чувствуете, я всё ещё говорю «был», потому что так долго считала его умершим. Мне было всего восемнадцать, когда мы познакомились. Как я сейчас думаю, я плохо понимала его и, наверное, просто его не знала. Он пошёл добровольно в армию, считая это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне. Неоднократно повторял, что он «обязан очистить свою долю картофеля», это его собственное выражение. Я не была с ним согласна, но к тому времени уже поняла, что моё мнение, мои чувства и мысли не были для него особенно важны… Если вы собираетесь попытаться заставить его принять наше предложение, конечно, вам желательно знать, что он за человек, но я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время. Возможно, вам помогут его письма, полученные мною от него из армии. Он мне прислал всего три: одно из Кэмп Гивенса и два из Кореи. Он не любил писать письма. Мой Поль сказал, что я должна захватить их с собой и показать вам.

Она расстегнула сумочку, порылась в ней и извлекла несколько скрепленных вместе листочков.

Я забрал их у неё и передал Вулфу. Ну, а поскольку я предполагал, что именно мне будет поручено вести переговоры о предложении супругов Обри, встал рядом с Вулфом и принялся читать вместе с ним неровные строчки. Все три письма по сей день находятся в наших архивах. Я ознакомлю вас всего лишь с одним, самым последним, чтобы вы имели представление о его содержании и стиле.

«Дорогая Кэрри,

как я надеюсь, мой верный и преданный друг.

Извини меня, но дает себя знать моя слабость. Мне бы хотелось быть там, где находишься в эту минуту ты, и объяснять тебе, почему мне не нравится твоё новое платье, после чего ты пошла бы и переодела другое. Мы отправились бы к Шамбо лакомиться устрицами и пить «Ричбург», а затем в «Вельветт-Йоук» попробовать «дамских пальчиков» с томатным соком, потом вернулись бы домой, приняли горячий душ и улеглись на матрасы толщиной в три фута, застланные тончайшими льняными простынями под атласные одеяла цвета «электрик». После нескольких дней подобной жизни я бы начал узнавать самого себя, смог бы обхватить тебя обеими руками, и мы окунулись бы в блаженство. Теперь, по всей вероятности, мне следует подробно описать здешние края, чтобы ты поняла, почему я предпочёл бы находиться в каком-нибудь другом месте. Но это звучало бы слишком тривиально, да и к тому же, как ты прекрасно знаешь, я ненавижу писать письма, в особенности описывать собственные ощущения. Поскольку время все больше и больше приближается к тому моменту, когда я попытаюсь кого-нибудь убить и, возможно, преуспею в этом начинании, я порылся в памяти дабы припомнить умные изречения о смерти. Геродот[1] сказал: «Смерть — восхитительное убежище для усталого человека». Эпиктет[2] заметил: «Смерть — не что иное, как пугало». По выражению Монтеня[3], «самые смертельные смерти — наилучшие». Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить, и тогда он не будет так сильно переживать.

Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня вместо того, чтобы подставить себя под мою пулю, кое-что, сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка, тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты все это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что никогда не переживала за деньги, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что я всегда произношу сардонические речи, но у меня может не хватить духу действовать сардонически. На этот раз ты посмотришь. Признаюсь, что мне придётся умереть, чтобы получить возможность «смеяться последним». Но это будет сардонический смех! Иногда меня берёт сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в своих сновидениях.