Кофейня в сердце Парижа - [16]

Она смотрела на меня с любопытством.

– Значит, с высоким каблуком и тонкие… Хм!

По ее голосу было слышно, что она что-то себе надумала. А затем она меня спросила:

– Почему ты их хотел? Это был инстинкт или мимолетное влечение? – ее интересовали почему-то эти вопросы.

– Почему я хотел переспать с красивыми женщинами? – уточнил я.

Она кивнула, продолжая пристально смотреть в мои глаза, я не отводил взгляд.

– А зачем вы краситесь, надеваете чулки, обуваетесь в красивые туфли? Надеваете самое роскошное платье, зажигаете свои глаза. Тратите полдня на то, чтобы сделать себе прическу, и еще несколько часов на маникюр. Зачем вы ухаживаете за собой?

– Чтобы выглядеть безупречно. Чтобы наслаждаться собой, – не задумываясь, ответила она.

– А разве ты не думаешь о том, что тебя будут хотеть? Что тобой станут упиваться, мысленно раздевая тебя догола и делая все, что прикажет им тело.

Она подумала.

– Любой женщине нужно внимание. И все наши беды – от его отсутствия. А быть чьим-то влечением, бурной фантазией и героиней неснятого кино – это, в первую очередь, чувствовать себя цветущей, пахучей и живой. Люди любят, когда наступает весна. Когда мне дарят внимание, я себя чувствую весной.

Она сделала паузу, а потом добавила:

– Я жду твоего ответа.

– Инстинкт, – сказал я. – Возможно, и молодость. Понимаешь, когда я смотрю на тебя, незнакомую и красивую – я не вижу весну. Я вижу перед собой книгу в красивой обложке, которую мне хочется немедленно открыть. Потрогать, вдохнуть листы, прочесть несколько страниц и понять, хочу ли я ее дальше читать. Я не ощущаю трепета крыльев порхающей бабочки, когда ты подходишь ко мне ближе, я вижу лишь изящную талию, которую хотелось бы обхватить руками и повалить на чистую простыню. Я вижу лишь волосы, которые могли бы просочиться сквозь пальцы, приятно щекоча мою ладонь. Я вижу губы, которые не произносили моего имени, глаза, которые не запомнили моего лица, ноздри, которые никогда не вдыхали моего запаха. Я вижу перед собой женщину, в которой я мог бы на время забыться, а потом и забыть. Я поглощаю твою красоту, когда смотрю на тебя, незнакомую и чужую. Я испытываю к тебе интерес, а спустя мгновение – влечение и пылкую страсть. Я хочу тебя своим телом – ты вызываешь у меня спонтанную жажду. Пробуждаешь сонные чувства. Но утолить тебя я могу любой другой прохожей.

– Спасибо за откровенность.

Ее благодарность была теплой и искренней.

– Мы говорили о том, как ты увидел стих, – напомнила мне.

– Да. Я приводил пример. Когда ты была в ванной, а я смотрел в окно. Жизнь в другом цвете… Но если ситуацию обставить по-другому, убрать тебя из ванной и заставить исчезнуть из моего дома, то в окно я стану смотреть совсем другими глазами. Я бы увидел дождь, под которым ты могла бы промокнуть, простудиться и заболеть. Пусть он и летний, но я знаю, что у тебя с собой нет зонта. Я бы посмотрел на продавца газет, который мог бы тебя увидеть, не догадываясь, кто ты для меня. Для него ты всего лишь очередная прохожая. Я бы смотрел на самолет, разрисовывающий белой краской небо, и думал бы, что ты летишь этим рейсом. Куда-то далеко, где не будет возможности послать от себя весть, напомнить, что ты жива и здорова. Что у тебя все прекрасно внутри. Я бы смотрел на эту железную птицу и думал, почему она оставила меня за этим окном, почему эти белые крылья я вижу с земли. Я бы смотрел на мотылька, который отчаянно бьется в стекло, и, наконец, впустил бы его внутрь. Я бы подумал, что красота должна быть в моем доме, а не за пределами его. Я бы понял, что красота должна быть во мне самом, я бы не стал больше искать ее в остальных. Я посмотрел бы на ту роковую, красивую женщину и подумал бы, что ее дома ждут. Что она войдет в свою квартиру, переоденется в снежный халат и станет рассказывать своему мужчине, как прошел ее день. Как болят ее ноги от каблуков, а может быть, и спина. Она попросит его сделать массаж, а он притронется к ней своими большими, сильными руками. Самыми желанными руками, а других ей не нужно. Она выглядит роскошно не для меня, нет. А для того, кто застегивает молнию сзади на ее безупречном малиновом платье.

Когда я закончил, она разглядывала меня, приоткрыв рот. Она меня внимательно слушала.

– Вот, как я увидел этот стих, глядя в окно.

Я хотел достать пачку сигарет из своего кармана. Но она притронулась к моей руке.

– Не кури. Не хочу сейчас дышать твоим дымом.

Этой ночью была гроза. Наша первая гроза. Мы лежали в постели с закрытым окном. Холодная ночь, если не учитывать температуру ее тела.

– Меня будут искать… – вдруг сказала она.

– Кто? – я гладил пальцами ее волосы.

– Мой отец, – ответила сразу она, а затем добавила: – Скорее всего, меня уже ищут.

– Пусть ищут, – спокойно сказал я. – Все равно не найдут.

Она была взволнована.

– У меня такое чувство, что меня уже нашли…

Гром ударил за окном, вздрогнули стены, такое ощущение, что постучались в стекло. Мы притаились.

– Это всего лишь гром, – успокоил я. – Чего ты боишься?

– Я не хочу возвращаться туда, где мне было плохо. Я с тобой забыла обо всем.

Мне было приятно слышать такие слова.