Кое-что получше - [5]

Лет тридцати на вид, небольшого роста, светловолосый, с приятной такой располагающей улыбочкой, он вообще-то выглядел совершенно одиноким и беззащитным. Правда, иной раз он являлся на тучу не один, а с женой и ребенком. Выглядело это «святое семейство» весьма причудливо: Саша нес на руках младенца, а его супруга шла рядом и катила коляску. Из коляски торчала пачка подозрительных Сашиных пластинок.

Смысл этих семейных прогулок по туче, над которыми каждый считал своим долгом подшутить и, тыча пальцем, посмеяться, открылся мне, когда случилась облава. Нечаянно я очутился неподалеку от Сашиного семейства и с восторгом отметил, как здорово они это придумали — пускаться в свое небезопасное предприятие втроем. Лишь только раздался свист. Сашина супруга, хладнокровно приподняв матрасик, уложила пластинки на дно коляски, а Саша, ни на секунду не отпуская с лица милейшей своей улыбки, поместил отпрыска на его законное ложе. Взявшись под руку и не ускоряя шага, молодые родители продолжали прогулку, справедливо уверенные, что блюстителям порядка и в голову не придет искать роковой груз под спинкой малыша, к тому же при родителях самой заурядной, вполне пролетарской я отнюдь не роковой внешности.

Познакомиться с Сашей, чтобы затем расстаться, быть может, навсегда, мне довелось при, мягко говоря, напряженных обстоятельствах. Как-то поздней осенью, буквально на следующий день после возвращения с очередной уборки картофеля, я поддался уговорам однокурсника, и нелегкая понесла меня на тучу. В ту пору дискоманы по требованию городских властей вместе с вещевым рынком переместились в проволочный загон Шувакиша, который располагался в опасной близости к бескрайним лесам, как и встарь, кишевшим разбойниками.

Еле-еле разменяв принадлежавший моему приятелю двойник «Led Zeppelin» «The Song Remain the Same» на три пластинки, из которых мне запомнилась только одна — зальный «Кинг Кримсон» (кажется, 74-го года), мы почувствовали на себе пристальные взгляды, опьяненные не только спиртным, но и жаждой легкой наживы. Взяв, что называется, ноги в руки, мы помчались на станцию, лелея мечту — втиснуться в электричку и довершить хэппи-эндом становившееся опасным приключение с обменом.

Когда этот «поезд мечты» подошел к платформе и открыл электрические пасти дверей, мы поняли, что рискуем, в лучшем случае, одним из трех: 1) пластинками, которые я прижимал к груди, запакованными в полиэтиленовый мешок; 2) возможностью немедленно отправиться в Свердловск; 3) собственной жизнью. В худшем случае, как вы уже догадались, мы могли потерять и то, и другое, и третье.

Приятель мой, энергично работая всеми конечностями, презрел опасность и втиснулся в вагон. Я же не мог ему всецело подражать уже потому, что две из моих конечностей были заняты ценным и хрупким грузом, бросать который мне представлялось нелогичным, хотя он мне и не принадлежал. В результате электричка с отчаянным визгом, руганью и пыхтеньем отошла, унося моего компаньона в столицу Урала, а я остался стоять на платформе с чужими пластинками в руках и холодом в сердце.

Застыв на самом краешке, я начал курить предпоследнюю сигарету и попытался унять закономерно пробившуюся дрожь. В сторону станционного здания я боялся даже поворачивать лицо. Оттуда через колокол громадного матюгальника вскоре методично стал раздаваться истошный женский вопль: «Милиция! Срочно на станцию! Милиция! Срочно…» Но милицией, разумеется, и не пахло — вероятно, ее доблестные части и в эпоху Шувакиша по инерции продолжали охранять сад Вайнеpa… За моей спиной раздался топот, характерный шелест, лязг и отборная ругань. Не оборачиваясь, я пришел к выводу, что, мимо промчался целый батальон с колами и и цепями (батальон, конечно, не милицейский, а совсем наоборот). Затем все повторилось. «Еще один батальон», — отметил я про себя и зажмурился, готовый пасть на рельсы в любую минуту…

Как вдруг до моего напряженного слуха донесся вежливый голос, обратившийся ко мне по имени. Я открыл глаза — передо мной стоял с неизменной своей улыбочкой и протянутой рукой Саша с «Химмаша». А за его спиной полукругом высилось человек пять-семь этаких утесов-великанов. Саша смотрел на меня с таким восторгом, будто встретил Ричи Блэкмора или Пола Маккартни, и что-то говорил о телевидении.

Когда самообладание полностью вернулось ко мне, я начал соображать, о чем идет речь. Как-то воскресным утром в начале лета меня растолкали со страшного бодуна мои приятели и чуть ли не волоком потащили на телевидение. Так я сделался участником какой-то дурацкой передачи, какого-то конкурса, одной из первых, неуклюжих и бездарных, попыток превратить молодежное увлечение «зарубежной эстрадной музыкой» в хлеб для местных телевизионщиков. Там я, изрядно поджарившись в свете юпитеров, заскучал и рванулся к камере. Моя энциклопедическая осведомленность в творческой биографии группы «Queen» почему-то всех ужасно удивила и вызвала прилив рукоплесканий (по мановению ведущего из-за спины оператора). В конце концов меня объявили вообще ужасным знатоком и наградили аж сразу двумя пластинками (Лили Ивановой из Народной Республики Болгарии и советской перепечаткой Адриано Челентано).